Жан Мерьен - Энциклопедия пиратства
Берега современных Пикардии, Нормандии не имеют ни островов, ни точек на берегу, могущих выполнять ту же роль удаленных укреплений, за исключением Hougue (скандинавское слово, означающее «укрепленная высота») или Hague (происхождение слова оспаривалось саксами) вблизи Шербура. Но у берегов Бретани островов великое множество, и там уж викинги могли сполна применить свой ирландский метод: возможно, остров Уесан, безусловно, Нуармутье и бесчисленные маленькие островки или неприступные каменистые участки берега, которым нет числа вблизи мыса Фрель, в дельте Морле (укрепление в Примеле, например) служили им когда временной гаванью, когда постоянной опорной базой. И с этих баз предпринимались набеги, все более и более удачные и прибыльные, на население, которое, доведенное до крайности грабежами, спасалось бегством во главе с духовенством, и можно было сказать про период сначала между 850 и 880 годами, а потом между 907 и 931 годами, что «Бретань не подавала больше признаков жизни», не считая лишь одиночных крестьян, брошенных своими господами на произвол судьбы и покорившихся завоевателям.
Именно в эту эпоху, когда викинги обосновались в Бретани не хуже, чем в их будущей Нормандии, они решили поселиться в этих местах; как известно, они задержались сначала в Арморике, укрепились в Нейстрии, а затем уступили свои завоевания в других районах (Турин, Аквитания) в обмен на Нормандию. Эта история не имеет больше ничего общего с пиратством, а является историей настоящего завоевания с моря, правда, с одной небольшой особенностью, состоящей в том, что завоеватели не привезли с собой жен и не отправились за скандинавскими девушками, а забрали себе женщин побежденного народа, что доказывает тот факт, что их дети говорили на латинском языке франков, а не на нормандском. Такая форма исключительно мужской миграции довольно часто встречается в истории, когда речь идет о воинах, живущих в чужой стране и оказавшихся отрезанными от своей родины; но это довольно удивительно для морского народа, который легко сохранял контакт — морские пути — со своей далекой Скандинавией. Нужно ли из этого сделать вывод, что галло-франкские женщины нравились больше нашим северным богатырям, чем их соотечественницы, красота которых, однако, без конца воспевается в их сагах? Или можно заключить, что, пожив некоторое время на континенте, пересекаемом во всех направлениях реками и дающем много разнообразной пищи, более приятной, чем в их стране, «короли моря» больше не хотели выходить в море, плавать туда и обратно до Балтики? Боялись ли они, что по возвращении на родину найдут свое место занятым? Еще можно добавить: их корабли с единственным прикрытием от непогоды в виде разрисованного страшного паруса не нравились их скандинавским женщинам, которые испытывали отвращение при мысли взойти на эти плавучие «драконы». Обычная для того времени ситуация: как только норманны поселяются в каком-нибудь районе Франции, их связи с родными скандинавскими странами ослабевают очень быстро до уровня простых торговых обменов, да и то весьма ограниченных.
Во время пиратского периода, когда добыча увозилась викингами обратно в родную Скандинавию, на борту их кораблей, действительно, могли находиться и женщины; среди мужского экипажа могли присутствовать прекрасные воительницы, о которых нам рассказывают саги (увы, слишком коротко) очень романтичные и классические приключенческие истории: влюбленная девушка наперекор всем осваивает военное ремесло и, сражаясь против своего возлюбленного, побежденная им (или наоборот), срывает с себя маску и падает в его объятья. Мелодрама не является новым жанром, и скальды наполняют саги историями, которые найдут потом свое место в «Откровениях»; так этот жестокий воинственный народ выращивал голубой цветок, и всем известно, что здесь нет никакого противоречия. И был еще знаменитый корабль принцессы Эльвиды, весь экипаж которого состоял из женщин и который был (по крайней мере так говорят скальды) что-то вроде «флагманского корабля» лучшей пиратской эскадры до тех пор, пока вспыльчивая Эльвида не была побеждена на дуэли своим поклонником, который искал ее по всем морям. Нас не заставляют верить этому роману в духе времен Людовика XIV. Наоборот, больше похоже на правду то, что парижане за своими городскими стенами, осажденными норманнами, слышали голоса женщин, поющих кантилены, похожие на колыбельные песни; но сегодня вроде бы доказано, что это были сестры милосердия или кто-то вроде женского обслуживающего персонала, в задачу которого входили кухня и уход за одеждой, так как в скандинавском обществе было сильно развито разделение труда. Но эта северная цивилизация была столь богатой и имела столько особенностей, что описать ее понадобился бы целый том.
ВСЕГДА ВПЕРЕД
С начала эры «народного пиратства» викинги спустились к югу вдоль западного побережья Европы значительно ниже устья Луары: берега Испании и Португалии, а также, разумеется, и Гаскони подверглись их нашествию, но, похоже, увенчались малым успехом; без сомнения также, что в этих местах необходимо было проделывать длинные пути для доставки добычи из глубины континента на берег.
Доказано, что викинги переплыли напрямую Бискайский залив, что для нас неудивительно, если принять во внимание, как они бесстрашно противостояли стихиям ужасных северных морей, омывающих Гренландию. В любом случае этот факт указывает на очень сложную задачу навигации, которая была ими решена.
Действительно, мы знаем, что викинги плыли на запад или на восток, то есть на одной широте, вдоль одной и той же параллели; для ведения корабля строго по курсу они с самого начала отплытия наблюдали за перемещением яркого пятна на дне лодки, порожденного лучом солнца, проходящим сквозь отверстие в скамье, при этом мачта должна была стоять вертикально; они могли сразу заметить, что поднялись на север (пятно отклонялось от середины днища) или спустились к югу (пятно возвращалось назад). Плыть из Норвегии в Шотландию, к Шетландским или Фарерским островам, в Исландию, в Гренландию — это всегда называлось «идти на запад» или «подправлять» это западное направление по лучу солнца. И, наоборот, пересекать Бискайский залив, не идя вдоль берегов залива (из-за их страшной опасности), означало идти с юга или юго-запада или, при возвращении, с севера или севера-востока, в любом случае приходилось менять широту, сохраняя тот же меридиан или отклоняясь от него, что невозможно было определить с помощью солнечного пятна.
Финикийцы уже давно осуществили пересечение залива с помощью своих таинственных приспособлений, но скорее всего, — и есть серьезные основания так думать — и те, и другие были знакомы с «магнитом», прообразом компаса. Какими бы мы не представляли себе скандинавов, нельзя забывать о том, что они покорили большую часть Руси, перемещаясь по рекам Днепр, Дон и Волга; шведские варяги с IX века и, без сомнения, с более ранних времен часто налаживали связи с Константинополем, иногда это были торговые отношения, а иногда варяги нападали на город; у северных людей были также связи с арабскими торговцами и моряками. А практически точно известно, что арабы к тому времени умели пользоваться намагниченным камнем, вывезенным из Азии (но, возможно, через финикийский канал), вот так все и может проясниться. Добавим еще, что мы сами, французы, в XIII веке найдем компас (буссоль, приспособленную к морскому применению) в Пуйи, который являлся норманнским королевством.
