Жорж Блон - Великие тайны океанов. Атлантический океан. Тихий океан. Индийский океан (сборник)
– Восемьдесят миль, шестьдесят миль, сорок миль, тридцать пять миль. С каждым днем скорость падает. Парусник ползет как черепаха. Если я сегодня же не возьму курс на юг, меня затянет это спокойствие. Вперед!
Легкое море радовало несколько дней. И снова холодный, ревущий, величественный ад. Иногда, оказавшись в провале между двумя громадными волнами, Вито с беспокойством думает: «А взберется ли парусник наверх? Или его поглотит трехкилометровая бездна?»
Защищаясь от холода, Дюма запихивает между телом и заскорузлой от соли, постоянно мокрой одеждой газеты. Готовить некогда. Чаще всего он съедает порцию холодного риса (его можно сварить заранее в большом количестве), смешанного со съедобными моллюсками и консервированным зеленым горошком. На воздухе температура не превышает 4–5 градусов. В каюте около 12. Никакого источника тепла, негде высушить одежду, согреть заледеневшие руки и ноги. Каждый вечер Вито выпивает стакан рома или водки, словно обычную воду.
Единственный радостный момент – нанесение на карту точки местонахождения парусника. Снова выросла скорость – более 100 миль в сутки. Временами какие-то угнетающие мысли: «Выдержу ли до конца?» – но на палубе у одиночки нет времени на раздумья. Действовать, действовать, действовать. Каждое утро надо поднять грот-парус, перевязать все узлы, несмотря на непрестанные холод и бурю. «Мои пальцы похожи на бесчувственные когти морских птиц». Впереди ничего не видно, небо низкое, белая пена, гигантские волны. Когда суденышко сильно бросает на волнах, вода заливает кокпит, заплескивая в трюм. И тогда ее надо вычерпывать. Это стало почти развлечением.
Опять к рулю. Идет дождь, вода стекает по бизани, капает на штормовку, стекает по коленям. Дюма, не глядя, смахивает ее чехлом компаса и продолжает напевать привычную монотонную песенку: «Кто из нас устанет первым?»
Рано утром 24 октября справа по борту показался остров Амстердам. Дюма не видит, а угадывает его по скоплению туч над вулканической вершиной.
«Я отплыл из Кейптауна месяц и десять дней назад. По крайней мере, моим костям не придется белеть на этой пустынной скале».
Каждый день наносит визит буревестник. Птица хоть как-то скрашивает острое одиночество, и Дюма ждет ее с надеждой и нетерпением. На крошки галет бросаются альбатросы. Напуганный их количеством, криками, размахом крыльев, «капский голубь» улетает, возвращается, ухватывает кусочек, пока альбатросы дерутся. Бывают и счастливые для голубя дни, когда альбатросы заняты другими делами.
Появляется еще одна пичужка, поменьше буревестника. Она быстро парит то на одном, то на другом крыле. Вдруг, словно в приступе головокружения, касается воды и, перебирая крохотными лапками, как бы бежит по гребню волны. И так целыми днями. Откуда эта птичка, когда и где она отдыхает? Моряки издавна зовут ее «птичкой апостола Петра», поскольку она ходит по воде.
1 ноября. Затишье. Первый из трех дней, обещанных Справочником штурмана. Сидя в тесной каюте, Вито Дюма орудует толстой иглой, ставя заплаты на грот-парус. Четыре часа работы.
– Я благословил эти четыре часа, поскольку они позволили мне сделать чудесное открытие: на борту есть еще одно живое существо. Муха. Откуда она залетела? А может, вывелась на судне?
Поспешно – и он не находит это смешным – одинокий человек отыскивает крупинку сахара, кладет его на раскрытую ладонь. После нескольких секунд нерешительности муха садится на сахар, потирая лапки от удовольствия. «Это хорошо воспитанная муха. Не из числа тех наглых насекомых, которые так и норовят усесться на вашем носу. Я полюбил ее не меньше, чем „капского голубя“».
Ветер возобновился 3 ноября, словно по обещанию, но без бури. Иногда по утрам проглядывало солнце. Тогда муха выбиралась на палубу, взлетала, садилась на солнечную сторону паруса. А когда тучи вновь застилали небо, муха возвращалась в каюту, где ее ждало приготовленное Дюма сладкое угощение.
– Я провел инспекцию припасов. Более пятидесяти литров воды. Очень мало, к тому же от деревянного бочонка она окрасилась в коричневый цвет. Пришлось перелить воду в металлический сосуд. В трюме наткнулся на бутылку стерилизованного молока – я давно забыл его вкус.
Впервые после Кейптауна Вито побрился.
– Лучше бы я оставил бороду – она защищала от холода. Но чертовски приятно обрести привычный облик.
10 ноября к вечеру резко и неожиданно падает барометр. 11-го утром после беспокойной ночи Вито встает и выглядывает в иллюминатор. Под темно-серым небом чередой бегут увенчанные пеной волны. Медленно, с отвращением Дюма достает газеты и засовывает под волглую сероватую одежду. До чего же холодно!
– Ну вот, старая развалина, а ты-то надеялся обойтись без тяжелых минут!
Весь день барометр падает, ветер воет, волны бурлят и пенятся. К вечеру, после какого-то минутного затишья, вихрь черных туч (такое Дюма видит впервые) окружает парусник, поднятый на гребень гигантской волны чьей-то чудовищной рукой. Вцепившись в руль, Вито снова возносит молитвы святой Терезе. Среди оглушающего рева «Лег II» падает вниз, но не валится набок. В каюте хаос из осколков бутылок, растерзанных книг, разорванных снастей. Книжный шкаф, прикрепленный к переборке, отрывается и разбивается о противоположную стенку. Муха, к сожалению, больше не появилась. Она исчезла вместе с циклоном. Часто становится понятно, что попал в циклон, лишь после того, как он пронесся.
13 ноября вечером Вито находился всего в 130 милях от юго-западного побережья Австралии. Он записывает в бортовой журнал: «Сверну в порт только в случае крайней необходимости. Завтра или послезавтра закончу переход через Индийский океан. Постараюсь не менять прежнего решения: от Кейптауна до Новой Зеландии – один этап». Ему остается пройти еще около 3000 миль из 7400, то есть треть пути.
Море не бывает одинаковым и каждый раз преподносит сюрпризы. Там, где Вито предполагал встретить бури и циклоны, царит затишье. Дюма подавляет растущую тревогу (уменьшается количество воды, начинают болеть десны, несмотря на прием витамина С) и твердит про себя китайскую пословицу: «Дорога в тысячу миль начинается с первого шага».
Но вскоре прекратились и шаги. Десять дней почти полной неподвижности в совершенно безжизненном море. Исчезли величественные альбатросы с их криками и ссорами. Не видно на гребнях волн и косаток. Удалился кит, который однажды ночью едва не опрокинул «Лег II», подплыв к нему слишком близко. Дюма отогнал его, светя фонариком в глаза. «Как хорошо бы вновь услышать его дыхание». Нет и «капского голубя»… Лучше не думать о нем, забыть о времени вообще. «Мир, вечность, тишина. Я оказался вне материального мира. Привычные предметы кажутся мертвыми. Умерло все – „Лег II“, вселенная, я… Неужели я схожу с ума?»
Однажды 23 ноября рядом с парусником раздается хлопанье крыльев. «Капский голубь»! Это он, конечно он, голубь садится на нос и ждет своих галет.
На следующий день Дюма услышал вдали громкое дыхание китов, «похожее на гул морской бомбардировки». Жизнь возвращалась. Возвращался ветер, он нес с собой тучи – ужасные, темно-коричневые, но очень нужные. «Взыграйте, желанные бури…» Дожди, молнии, порывы ветра, скорость которых достигает 100 километров в час. Судно несется под всеми парусами двое суток. Спать нельзя. Лопнул вант бушприта, надо его менять, вися над водой. Закутавшись в штормовку и вооружившись двумя ножами, укрепленными на рукаве, Вито, словно живая фигура под бушпритом, ныряет в волны и выныривает на поверхность. Чуть не в лицо бьет сорванный порывом ветра малый кливер. Вито чудом избежал травмы. Новый ремонт. «Наконец я собираюсь с силами и вновь чувствую под ногами твердую палубу в теплой каюте. Относительность вещественного мира. Я смываю кровь с рук и сую новые кипы газет под мокрую одежду».
После бури начинают дуть переменные ветры, солнце чередуется с туманом. Ночью на поверхности моря появляются большие светящиеся пятна – скопления микроскопических существ – странная жизнь. Вито кажется, что он «плывет по кострам». Ради экономии загрязненной пресной воды он стряпает на морской воде и страдает от жажды. Из-за цинги болит весь рот.
– Скорее бы увидеть Тасманию!
В ночь на 9 декабря на юге появляются гигантские лучи – небесный веер то раскрывается, то закрывается. Южное сияние, похожее на мерцание огней таинственного города, который возник среди вечных льдов. Красотища! Именно такого зрелища не хватало Дюма в «ревущих сороковых» с их черным небом.
10 декабря на заре в разрывах тумана на востоке появляется земля, и именно там, где он предполагал. Тасмания?
– До Хобарта всего шестьдесят миль. День плавания. Порт, пресная вода, свежие продукты, фрукты.
Но человек со стальным характером берет себя в руки:
– Нет, остановки делать не буду. Еще одно усилие.
Еще одно усилие – 1200 морских миль, более 2200 километров по морю, – жестокий холод, бури, «ревущие сороковые» принимают вызов человека. К вечеру 12 декабря небо становится фиолетовым, потом черным. На свидание явился новый циклон. Впервые у Вито нет ни сил, ни желания убирать грот-парус. Первые порывы столь сильны, что старая грот-мачта скрипит и трещит. Выдержит ли она?
