Жорж Блон - Великие тайны океанов. Средиземное море. Полярные моря. Флибустьерское море
Однажды Бэрд отошел от домика на триста-четыреста метров, потерял ориентировку и заблудился среди однообразного пейзажа. Звезды указывали любое направление, но в каком направлении шел он, опьяненный красотой? Полчаса – целая вечность – он кружил на одном месте; его охватила тревога, что он не сможет отыскать нужный снежный холмик, под которым было его жилье. Наконец он различил его в свете электрической лампы: «Думаю, ни один моряк, терпящий бедствие, не испытывал большей радости даже при виде спасительных парусов на горизонте».
5 мая, возвращаясь с прогулки, адмирал неожиданно потерял сознание буквально на пороге дома. Когда он пришел в себя, то увидел, что лежит в снегу на краю расщелины, в которую едва не свалился. Он поставил два указательных шеста и отправился домой, мучаясь вопросом, почему это с ним произошло.
Еще в начале апреля он обнаружил утечку в трубке, по которой керосин подавался в печку. Не найдя запасной трубки, он заткнул отверстие пластырем, взятым из аптечки. На время ремонта пришлось погасить горелку, и в домике стало зверски холодно. Когда температура поднялась до нормальной, Бэрд забыл о происшествии. Две или три недели спустя у него несколько раз были приступы головной боли, но он не придал этому значения. Затем он вновь потерял сознание.
Беспокойство располагает к размышлениям. 21 мая после продолжительного беспамятства уже в доме Бэрд понял, что был не столь уж одинок: у него появился опасный враг по имени угарный газ. В печке образовалась трещина. Его тщетные попытки ремонта с помощью пластыря не дали ничего. Бэрд понял, что погибнет от отравления газом, если не погасит печь. Но когда он погасил ее, стены жилья стали быстро обрастать льдом. Предстоял выбор – смерть от удушья или смерть от холода.
Разжечь, погасить, разжечь, погасить. Столь немыслимый режим обогрева продолжался долгие дни, недели. Три раза в неделю в назначенное время адмирал выходил на связь с Литтл-Америкой. Он передавал метеорологическую информацию, получал сведения о жизни базы, но не сообщал об обмороках и неполадках с оборудованием.
Его сообщения всегда были короткими – вначале из-за неумения обращаться с телеграфным ключом, затем по причине того, что слова «все нормально» значили для него больше, чем инстинкт самосохранения. А дела обстояли все хуже. Бэрд слабел день ото дня, потерял сон; от болей ломило все тело. Он сильно исхудал и не осмеливался даже взглянуть в зеркало. «Оно отражало лицо старого, слабого человека, со впалыми щеками, растрескавшимися от мороза губами, с покрасневшими, словно после долгого запоя, глазами. Что-то во мне надломилось. К чему продолжать бессмысленную борьбу?»
Бэрд заранее запретил оказывать ему какую-либо помощь во время полярной ночи. «Даже если я прекращу передачи. Может выйти из строя аппаратура, а я не хочу ставить под угрозу человеческие жизни». Ведь поиски крохотного снежного холмика в ночной тьме и при температуре минус 60–65 °С на вездеходах были сопряжены с большой опасностью. Бэрд повторил несколько раз: «Приказ не нарушать ни под каким предлогом».
Шел конец июня. Бэрд ежедневно передавал морзянкой метеорологическую информацию и неизменное «все нормально», когда его запрашивали о состоянии здоровья. Но его корреспонденты чувствовали, что почерк передач постоянно менялся.
– Наверное, он заболел.
– Он сообщил бы об этом.
– Он никогда не сделает этого!
Разгорелись бурные споры. В конце концов было решено предложить адмиралу следующее: одна из исследовательских групп занималась изучением атмосферных и электрических явлений, и ее наблюдения дали бы ценнейшую информацию, если бы их провели одновременно в двух удаленных друг от друга точках. Поэтому два вездехода собирались отправиться в район Передовой базы, если будет получено согласие адмирала. Все ждали решения руководителя экспедиции. Запрос был передан 27 июня. Оператор произнес текст медленно, четко и спокойно. А затем стал ждать ответа. Он пришел через несколько минут: «Подождите».
Бэрд чувствовал себя отвратительно. Предложение о посылке вездеходов воспринималось как живительный глоток кислорода. Надежда придала ему сил, но привычка держать слово взяла верх: «Нет. Ты сам сказал, что человеческими жизнями рисковать нельзя».
Ни одному драматургу не придумать более критической ситуации. Человек стоит перед выбором – смерть от удушья или холода. Человек находится в полном отчаянии (он об этом говорил), но, когда ему протягивают руку помощи, он и хочет схватить ее, и отталкивает. 6 июля радио замолчало, и людей в Литтл-Америке мучило сомнение: «Может, его уже нет в живых?»
Но Бэрд жив. Ему очень хочется запросить Литтл-Америку о деталях намеченного похода: в каких условиях будут идти вездеходы, смогут ли они взять достаточное количество горючего для пути туда и обратно и т. п. Сомнения раздирали адмирала: можно ли просить помощь, ставя под угрозу чужие жизни?
Стены его жилья уже давно покрылись льдом. Замерзший, больной Бэрд каждый день в назначенный час брался за телеграфный ключ. И не получал ответа. Теперь молчала Литтл-Америка. Почему? «Подчиняться лишь одному человеческому закону – своему собственному». Это девиз Бэрда. Тщетная затея!
Адмирал выяснил, что перестал функционировать газогенератор приемопередатчика. Литтл-Америка не слышала его, а он не слышал ее.
Последняя надежда – ручная динамо-машина. Бэрд решил использовать ее. Ручка вращалась с невероятным трудом, а ведь приходилось крутить левой рукой, поскольку правая манипулировала телеграфным ключом.
Наконец 15 июля Бэрду удалось восстановить связь. Его корреспонденты в Литтл-Америке услышали конец его сообщения: «…главное, чтобы водители не сбились с пути, отмеченного флажками, и имели достаточно горючего… Ни в коем случае не рискуйте жизнью людей…» Терзаясь мыслью о собственной вине, Бэрд все же согласился, чтобы ему пришли на помощь.
Добраться до него оказалось труднее, чем представлялось вначале. Как может вездеход идти вперед в полярной ночи, когда от мороза (–58 °С) замерзает в канистрах керосин?
Вездеход с экипажем из четырех человек вышел из Литтл-Америки 20 июля. 23-го пришлось вернуться. Продрогший от холода Бэрд (он разжигал печку на десять часов в сутки) воспринял весть о выходе спасателей как возвращение к жизни (он даже приготовил огни, чтобы указать путь вездеходу); сообщение о неудачном старте было как удар кинжалом. Он с трудом прокрутил ручку своего радио. 4 августа вездеход отправился снова, а 7-го опять повернул назад. Бэрду сообщили об этом, но в тот день он был так измотан, что в конце передачи сообщил: «Не просите меня больше вращать…» Однако, собрав все силы, он все-таки прибавил: «Я здоров…» Надежда всегда придает энтузиазма. Бэрд снова подготовил огни, сделал воздушного змея, которого решил запустить с горящим хвостом, чтобы указать направление вездеходу. Он запустил его и видел, как он догорает в небе. Ничего… Тогда он включил прожекторы с риском обесточить батареи.
