Сесил Форестер - Лейтенант Хорнблауэр
Буш снова взглянул на Хорнблауэра. Лицо младшего лейтенанта было по-прежнему непроницаемо, и Буш решил последовать его примеру, то есть не выдавать своих чувств и оставить другим задавать вопросы. Однако весть была великая, славная, чудесная, и, на вкус Буша, никакие подробности о ней не могли быть излишними.
— Он знает, где он находится? — продолжал Ломакс.
— Он знает, что он на этом корабле, — осторожно сказал Клайв.
Теперь к Клайву повернулся Бакленд; он осунулся, был небрит и выглядел усталым. Однако он видел капитана в его каюте, и вследствие этого был чуть понастойчивее.
— Может ли капитан исполнять свои обязанности? — спросил он.
— Ну… — начал Клайв.
— Ну?
— Временно, наверно, нет.
Ответ был явно неудовлетворительный, но Бакленд, добиваясь его, казалось, истратил всю свою решимость. Хорнблауэр поднял бесстрастное лицо и посмотрел прямо на Клайва.
— Вы хотите сказать, что сейчас он не в состоянии командовать судном?
Остальные одобряюще загудели, требуя точного ответа. Клайв, оглядев настойчивые лица, вынужден был сдаться.
— Сейчас да.
— Теперь мы хоть знаем что к чему, — сказал Ломакс. В голосе его звучало удовлетворение, которое разделяли в кают-компании все, кроме Бакленда и Клайва.
Отстранить капитана от командования было необходимо и одновременно очень непросто. Король и парламент совместно назначили Сойера командовать «Славой», и его смещение попахивало изменой. Все, кто имел хоть малейшее касательство к этой истории, до конца жизни будут нести несмываемое пятно неподчинения и мятежа. Последний штурманский помощник рискует не получить в будущем нового назначения только из-за того, что служил на «Славе», когда Сойера отстранили от командования. Поэтому следовало соблюсти видимость законности в деле, которое при ближайшем рассмотрении никогда не будет вполне законным.
— Здесь у меня показания капрала Гринвуда, сэр, — сказал Хорнблауэр, — с его крестиком, засвидетельствованные мной и мистером Вэйлардом.
— Спасибо, — сказал Бакленд, беря бумагу, в его движении была какая-то неуверенность, словно этот документ — шутиха, способная взорваться в любой момент. Но только Буш, искавший этих колебаний, их заметил. Всего несколько часов назад Бакленд вынужден был бежать, спасая свою жизнь, пробираться по внутренностям судна, уходя от погони. Имена Вэйларда и Гринвуда напомнили ему об этом, вызвав легкий шок. И тут же, словно вызвали демона, в дверях кают-компании появился легкий на помине Вейлард.
— Мистер Робертс послал меня узнать, какие будут распоряжения, сэр, — сказал он.
Робертс нес вахту и весь извелся от желания узнать, чтопроисходит внизу. Бакленд замер в нерешительности.
— Сейчас обе вахты на палубе, сэр, — почтительно напомнил Хорнблауэр.
Бакленд вопросительно посмотрел на него.
— Вы можете сообщить новость матросам, сэр, — продолжал Хорнблауэр.
Он лез к старшему офицеру с непрошеным советом и тем самым напрашивался на обидное замечание. Но весь его вид выражал глубочайшее почтение и ничего кроме желания уберечь старшего от любых возможных хлопот.
— Спасибо, — сказал Бакленд.
На его лице ясно читалась внутренняя борьба. Он по-прежнему пытался уклониться от того, чтобы слишком сильно себя скомпрометировать — как будто он себя еще не скомпрометировал! Тем более ему не хотелось напрямую говорить с матросами, хотя он уже понял, что сделать это придется. А чем дольше он думал, тем насущнее становилась эта необходимость — по нижней палубе слухи расползаются быстро, и команда, уже прежде выбитая капитаном из колеи, от полной неопределенности становилась все более беспокойной. Нужно было сделать им твердое, определенное заявление: это было жизненно необходимо. Однако, большая необходимость влечет за собой большую ответственность. Бакленд явно колебался меж двух огней.
— Общий сбор? — мягко предположил Хорнблауэр.
— Да. — Бакленд в отчаянии ринулся навстречу опасности.
— Очень хорошо. Мистер Вэйлард! — сказал Хорнблауэр. Буш заметил, каким выразительным взглядом Хорнблауэр сопроводил свои слова. Выразительность эта была естественна в ситуации, когда один младший офицер советует другому поторопиться, пока старший не передумал. Непосвященный бы так и подумал, но Бушу, которого усталость и тревога сделали проницательным, в этом взгляде почудилось нечто иное. Вэйлард был бледен, измотан и встревожен, Хорнблауэр его ободрил. Возможно, он сообщил ему, что тайна еще не раскрыта.
— Есть, сэр, — сказал Вэйлард и вышел.
По всему судну засвистели дудки.
— Все наверх! Все наверх! — кричали боцманматы. — Всей команде строиться за грот-мачтой! Все наверх!
Бакленд нервничал, поднимаясь на палубу, но к моменту испытания он более-менее взял себя в руки. Срывающимся бесцветным голосом он сообщил собравшимся матросам, что несчастный случай, о котором все они могли слышать, сделали капитана неспособным в настоящее время командовать судном.
— Но все мы продолжим исполнять свои обязанности, — закончил Бакленд, пристально глядя на ровный ряд поднятых голов.
Буш, смотревший в ту же сторону, приметил седую голову и жирное тело Хоббса, и.о. артиллериста, капитанского любимчика и соглядатая. В будущем дела мистера Хоббса могут пойти по-иному — по крайней мере, пока продлится недееспособность капитана. В том-то все и дело — пока продлится недееспособность капитана. Буш смотрел на Хоббса и гадал, сколько тот знает, и о скольком догадывается — в скольком он присягнет перед трибуналом. Он попытался прочесть свое будущее на толстом лице старика, но проницательность оставила его. Он не мог догадаться ни о чем.
Матросам приказали расходиться, и на несколько минут воцарились шум и суматоха, пока вахтенные не занялись своими обязанностями, а свободные от дел не спустились вниз. Именно сейчас, в шуме и суматохе, легче всего было ненадолго остаться с глазу на глаз и избежать постороннего наблюдения. Буш поймал Хорнблауэра у кнехтов бизань-мачты и задал, наконец, вопрос, мучивший его уже несколько часов; вопрос, от которого столько зависело.
— Как это случилось? — спросил Буш.
Боцманматы выкрикивали приказы, матросы сновали туда-сюда; вокруг двух офицеров царила организованная суматоха, множество людей были заняты своими делами. Они стояли обособленные от всех, лицом, к лицу. Льющийся на них благодатный солнечный свет озарил напряженное лицо, которое Хорнблауэр обратил к своему собеседнику.
— Что именно, мистер Буш? — сказал Хорнблауэр.
— Как капитан свалился в люк?
