Михаил Попов - Илиада Капитана Блада
Мисс Биверсток резко оборвала их псевдосоловьиные трели, не подумав извиниться, и отправилась к выходу из гостиной. Нет, даже не так — она решила поболтать с дворецким, с этим громадным мулатом. Будь она не так состоятельна или не так красива, многие из ее воздыхателей сочли бы нужным обидеться. А так они просто удивились.
Очень удивился и Бенджамен, до этого убежденный, что мисс Биверсток смотрит на него в лучшем случае как на мебель и, уж конечно, не представляет, как его зовут.
— Бенджамен, дорогой, — сказала она, подойдя к нему.
Старый слуга был не только удивлен в этот момент, но и польщен. Вообще-то в большинстве домов Порт-Ройяла практиковалось патриархальное, простое отношение к слугам, но ожидать этого от такой дамы, как мисс Лавиния, было трудно.
— Мне нужно кое-что узнать о твоем хозяине.
— О его высокопревосходительстве?
— Нет, нет, о сэре Энтони.
— Что именно, мисс?
— Он ведь служит и, стало быть, иногда выходит на патрульном корабле вокруг Ямайки?
— Точно так, мисс.
— Ты, наверное, знаешь, когда у него очередной выход?
— Безусловно.
— Я собираюсь устроить праздник у себя дома, и мне не хотелось бы, чтобы сэр Энтони его пропустил. А у него, ты, наверное, понимаешь, мне спрашивать о таких вещах неловко.
— Я понимаю, мисс, он выходит послезавтра на рассвете.
— Спасибо, Бенджамен, — Лавиния легко коснулась ладонью его атласного лацкана, — ты мне очень помог. И вот еще что, лучше не рассказывать никому, о чем мы с тобой говорили. Это может быть неверно истолковано, в Порт-Ройяле много злых языков.
— Я понимаю, мисс.
— Поэтому ты сделаешь сейчас вид, будто я подходила к тебе всего лишь с просьбой принести мою мантилью, ладно?
— Слушаюсь, мисс.
Бенджамен тут же отправился выполнять приказание. Как только он вышел из поля гипнотического обаяния этой юной леди, у него в душе зашевелились непонятные сомнения. Он не мог понять почему, хотя мисс Лавиния не заставила его сделать ничего дурного, он чувствует, что поступил не слишком хорошо. Он решил так, чтобы избавиться от всех этих сомнении: если почувствует, что данное им слово молчать вредит сэру Энтони, он его нарушит. В этом преимущество положения слуг, они могут по собственному желанию освобождать себя от гнета барских условностей.
Несмотря на все приложенные усилия, дону Мануэлю не удалось оказаться за столом рядом с Элен. Тихая сложность этикета вынудила его оказаться рядом с черноволосой красавицей. Обменявшись с нею несколькими репликами, он понял, что она им интересуется. И ему стало привычно тоскливо. Она была хороша собой, ничего не скажешь, но красота ее, на его кастильский, южный взгляд, была слишком банальна. Лавиния напоминала ему красавиц его родины. Внешность Элен, чисто английская, как он считал, привлекала его намного больше. Так получилось, что Элен оказалась за столом напротив него, и он имел, таким образом, возможность и дальше убеждаться в правоте своего первого впечатления.
Рядом с нею сидел ее брат. Они весело беседовали. Эта беседа доставляла им такое неподдельное наслаждение, что дон Мануэль почувствовал себя уязвленным. Что, собственно говоря, может быть такого увлекательного в беседе с братом, черт побери! При этом сидящая рядом миллионерша требовала внимания. Будучи аристократом до мозга костей, он не мог ей отказать в этом, хотя едва не скрипел зубами, отвечая на ее вопросы.
Лавиния откровенно развлекалась, засыпая его самыми глупыми вопросами, какие только можно было вообразить. Временами они были так нелепы, что, отвечая на них всерьез, можно было обидеть собеседницу. Но дон Мануэль был всецело поглощен своим раздраженным интересом к паре юных Бладов и не чувствовал, что стал объектом легкого розыгрыша. К концу застолья он был в бешенстве и одновременно изможден своей сложной ролью.
— Вы не согласитесь прогуляться со мною по парку, когда мы встанем из-за стола? — хлопая роскошными ресницами, спросила Лавиния.
Призвав на помощь всю свою сдержанность, дон Мануэль кивнул в знак согласия.
В тропиках темнеет рано. Колоссальная луна низко-низко повисла над олеандровыми кронами. Посыпанные песком влажные дорожки парка нежно серебрились. Широкая лунная аллея пересекала Карлайлскую бухту, изнывали от собственного усердия цикады, со стороны апельсиновых рощ плыли свежие, ласкающие обоняние ароматы.
— Напрасно вы хмуритесь, сеньор спаситель. Я вытащила вас сюда, чтобы поговорить о ваших делах.
— О каких именно? — насторожился дон Мануэль. Слишком резко изменился тон Лавинии, из беспечно щебечущего он сделался деловым и почти жестким.
— Не будем играть в кошки-мышки, я, как и многие из присутствующих, отметила те усиленные знаки внимания, которыми вы одаривали дочь хозяина дома.
— Я нарушил какие-то неписаные правила?
— Нет, но кое-кого ваша настойчивость раздосадовала.
— Вы имеете в виду его высокопревосходительство?
Лавиния поправила мантилью на плечах:
— Как отреагировал сэр Блад, я не знаю, я не следила за ним.
— Тогда... — дон Мануэль задумчиво потер горбинку своего носа, — тогда мне ничего больше не приходит в голову.
Они стояли на берегу небольшого ручья, который начинался от родника, чуть выше по склону горы.
— А у вас не вызвало удивления то, как ведет себя по отношению к своей сестре сэр Энтони?
— Признаться... в некоторые моменты — да! — воскликнул дон Мануэль. — Но на что вы намекаете?
— Не на то, что вы сейчас подумали, это было бы действительно слишком.
— Но тогда в чем тут дело?! Я сейчас взорвусь, клянусь святым Бернардом.
— Ничего сверхъестественного, — мягко улыбнулась Лавиния, — тут даже никакой особой тайны нет. Сэр Энтони и мисс Элен — не брат и сестра.
Испанец молчал, осознавая смысл сказанного.
— Да, да, дон Мануэль, этот факт не в вашу пользу, но в вашу пользу то, что вы вовремя узнали об этом.
— И вы думаете, что между ними...
— Пока нет, Элен моя ближайшая подруга и не скрывает от меня ничего, поэтому я могу говорить об этом уверенно.
— Но...
— Но, вы правы, надо спешить. Это началось совсем недавно — я имею в виду первые движения чувств. Барьер родственности, хотя и условной, все же дает себя знать. Они еще не успели объясниться, вы появились вовремя.
— Извините, мисс, но у меня складывается несколько другое мнение на этот счет.
— Вы намерены отступить? — с нескрываемым разочарованием в голосе спросила Лавиния.
— Нет, что вы. Я кастилец, у меня препятствия лишь подогревают страсть.
— Вот и прекрасно. И мы подошли к сути дела.
— Слушаю вас внимательно.
— Время у нас пока есть, но его крайне мало. Нельзя их смутным намерениям кристаллизоваться. Они пока не подозревают, что с ними происходит, и вторжение со стороны решительного, оформившегося чувства решит дело.
