Уилбур Смит - Стервятники
Железный крюк заскользил по палубе юта, но Аболи дернул его назад, и он прочно зацепился за ахтерштевень. Один из голландских моряков подбежал и поднял топор, собираясь перерубить трос. Хэл натянул тетиву так, что оперение коснулось его губ, и выпустил вторую стрелу. На этот раз он точно оценил направление и силу ветра, и стрела вонзилась в горло моряка. Тот выронил топор, вцепился в древко и упал.
Аболи схватил другой крюк и швырнул на корму галеона. Остальные боцманы набросили еще с десяток крюков. Через несколько мгновений корабли связала прочная паутина манильских канатов; их было слишком много, чтобы защитники галеона могли их перерубить, хотя они и толпились у борта с топорами и саблями.
«Леди Эдвина» еще не использовала свои кулеврины. Сэр Фрэнсис приберегал залп на случай крайней необходимости. Ядра не смогут причинить большой ущерб прочному корпусу корабля, да и серьезное повреждение приза не входило в интересы сэра Фрэнсиса. Но теперь, когда корабли сцепились, момент настал.
— Пушкари! — Сэр Фрэнсис взмахнул саблей над головой, привлекая внимание.
Все стояли на местах, держа в руках дымящиеся шнуры, и смотрели на него.
— Огонь! — крикнул он и резко опустил саблю.
Линия кулеврин загремела единым адским хором. Жерла пушек почти прижимались к корме галеона, и позолоченная резьба разлетелась в облаке белых щепок и осколков стекла из разбитых окон.
Это был сигнал: приказ нельзя было расслышать в этом реве, жест разглядеть в густом дыму, окутавшем скрепленные корабли. Раздались воинственные крики, и экипаж «Леди Эдвины» устремился на галеон.
Моряки ворвались на кормовую галерею, как ласки в гнездо кроликов. Вскарабкались на корму с проворством обезьян и перебирались через ахтерштевень, закрытые от пушкарей голландца клубами дыма. Другие пробегали по реям «Леди Эдвины» и прыгали на палубу галеона. «Фрэнки и святой Георгий!» — доносились до Хэла на верх мачты их возгласы. Он отметил, что обороняющимся удалось сделать всего три или четыре выстрела, и голландские мушкетеры были сметены. Англичане без сопротивления поднимались на полуют галеона. Хэл видел, как его отец, двигаясь с ловкостью и проворством молодого человека, перебрался на голландский корабль.
Аболи наклонился, помогая ему, и они пошли рядом: высокий негр в алом тюрбане и рыцарь в шляпе с перьями, в развевающемся плаще и побитой кирасе.
— Фрэнки и святой Георгий! — взревели моряки, заметив своего капитана в гуще схватки, и двинулись за ним, угощая всех на юте звенящей сталью.
Голландский полковник попытался собрать своих отступающих людей, но те, обескураженные, торопливо спускались по лестницам на полуют. Аболи и сэр Фрэнсис бросились за ними, а сзади, как стая голодных псов, учуявших лису, бежали их моряки.
Но здесь они встретили отчаянное сопротивление. Капитан галеона построил своих людей на палубе у грот-мачты, и теперь голландские мушкетеры дали залп с близкого расстояния и с обнаженными саблями накинулись на людей с «Леди Эдвины». Палуба галеона была заполнена сражающимися.
Хотя Хэл перезарядил фальконет, стрелять он не мог. Друзья и враги так перемешались, что ему оставалось только беспомощно смотреть, как схватка перемещается взад и вперед по палубе.
Через несколько минут стало очевидно, что экипаж «Леди Эдвины» — в меньшинстве. На каравелле у сэра Фрэнсиса не оставалось резервов, кроме Хэла. Капитан задействовал всех своих людей, рассчитывая на внезапность и успех первого натиска. Двадцать четыре бойца находились в нескольких лигах отсюда на двух полубаркасах и не могли принять участие в бою. Они сейчас были очень нужны, но Хэл, оглядывая море в поисках маленьких разведывательных кораблей, видел, что те еще далеко. Оба полубаркаса поставили главные паруса, но против юго-восточного ветра и мощного течения двигались очень медленно. Сражение кончится раньше, чем они подойдут и смогут вмешаться.
Хэл взглянул на палубу галеона и с ужасом понял, что битва развивается не в их пользу. Отец и Аболи были прижаты к мачте. Контратаку возглавил голландский полковник, он ревел, как раненый бык, и вдохновлял своим примером матросов.
От задних рядов абордажного отряда отделилась небольшая группа; эти моряки с «Леди Эдвины» вообще старались держаться подальше от боя. Их возглавлял Сэм Боуэлз, проныра и доносчик, главный талант которого заключался в хорошо подвешенном языке и умении постоянно побуждать моряков проявлять недовольство и жаловаться.
Сэм Боуэлз побежал на корму галеона, перебрался на палубу «Леди Эдвины», и еще четверо последовали его примеру.
Сцепленные суда тяжело покачивались на ветру, соединявшие их абордажные тросы были натянуты. В панике и ужасе пятеро дезертиров топорами и саблями принялись рубить их. Громкие хлопки разрывавшихся тросов донеслись к Хэлу на верх мачты.
— Прекратите! — потребовал он, но ни один человек не поднял голову и не прекратил своих предательских действий. — Отец! — закричал Хэл на палубу второго корабля. — Ты застрянешь! Возвращайся! Возвращайся!
Но его голос не был слышен сквозь ветер и шум битвы.
Отец сражался с тремя голландцами, и это поглощало все его внимание. Хэл видел, как он парировал удар и нанес ответный сверкающим клинком. Один из его противников отшатнулся, зажав раненую руку; его рукав сразу покраснел.
В этот момент лопнул последний абордажный трос, и «Леди Эдвина» освободилась. Ее нос повернулся, паруса наполнились, и она начала отходить от галеона, который с провисшими парусами неловко двинулся задним ходом.
Хэл принялся спускаться по вантам так быстро, что у него обожгло ладони. Он ударился о доски с такой силой, что лязгнули зубы, и покатился по палубе, но мгновенно вскочил и в отчаянии огляделся. Галеон был уже на расстоянии в кабельтов, и ветер относил звуки битвы. Хэл посмотрел на свою корму и увидел, как Сэм Боуэлз устремился к штурвалу.
На шпигате лежал моряк, сраженный выстрелом из голландского «убийцы». Рядом с ним — заряженный мушкет, горящий фитиль трещит. Хэл схватил его и побежал вперед, перегоняя Боуэлза.
Штурвала он достиг на десять шагов раньше дезертира и повернулся, прижав ствол к животу Боуэлза.
— Назад, трусливая свинья! Или я выплесну на палубу твои кишки, предатель!
Сэм попятился, как и остальные четверо; их бледные лица по-прежнему выражали страх перед битвой.
— Вы не можете бросить товарищей! Мы возвращаемся! — заявил Хэл. Глаза его горели диким гневом, он боялся за отца и Аболи. Юноша махнул мушкетом, и дым от горящего фитиля окутал его голову. Указательный палец лежал на спусковом крючке. Поглядев Хэлу в глаза, дезертиры не усомнились в его намерениях и отступили еще дальше.
