Т. Креве оф Барнстейпл - Федька-Зуек — Пират Ее Величества
Коль приказано для дела пропить крупную сумму, поднимая при этом как можно больше шуму, — Федор взялся за дело основательно. Он обошел весь Лондонский порт, собрал пять дюжин сброда, напоил дешевейшим скверным джином и объявил, что вот заимел денежки благодаря знанию турецкого языка и обычаев. Нет ли охотников так же легко разбогатеть? Условия — знание Востока и особенно Египта и Киренаики. На следующий день, сердитый с похмелюги, он сидел в номере третьеразрядной припортовой гостинички со странноватым названием «Якорь и Сапоги» (явно хозяин хотел назвать в честь чего-нибудь морского, но все выигрышные термины были уже расхватаны — от расположенного на той же улочке, через дорогу наискось, кабака «Такелаж и Рангоут» до «Стеньги и Салинга» при входе в доки) и принимал экзамены. К нему в очередь стояли оборванцы, желающие легко разбогатеть — а он свирепо проверял их востоковедческие познания. Убив на это целый день, он не нашел ни единого знающего о существовании Мекки, Каира и страны Магриб. Всем был дан крутой поворот от ворот — но шум по порту пошел.
Следующий тур пьянки со скандалом Федор завернул в более пристойном заведении. И почти уже завербовал в гарем Рашида-паши Искендерунского двух молоденьких официанток, когда любовник одной из них возымел желание побить искусителя. Федор влил в парня фляжку контрабандного кубинского рома, и тот подобрел. Последний глоток парень сделал «За здравие турецкого султана… Как его, приятель? Ага, Селима Второго!»
Для разнообразия и чтоб не напороться на знающего Восток человека, Федор усложнил требования. В престижной «Кабаньей голове» он искал переводчика… С арабского на турецкий, желательно со знанием также новогреческого. Такого в Лондоне уж заведомо было не найти!
Наконец Ее Величество подписала каперское свидетельство Дрейку. Причем, как это нередко бывало, подействовали не чьи-то доводы и ходатайства. Просто обстановка изменилась. Дон Хуан Австрийский, блестящий флотоводец, победитель при Лепанто, получил назначение в Нидерланды, командующим испанскими войсками (а как полководец он был известен и прославлен не менее, чем как флотоводец!). Это назначение оживило надежды и католического подполья, и эмигрантов, и сторонников Марии Стюарт. Немедленно возник очередной заговор — но, поскольку ведомство мистера Уолсингема своевременно перехватывало и читало всю переписку между Филиппом Вторым, его агентурой в Лондоне и Марией Стюарт, заговорщиков схватили и засадили в Тауэр, — а Елизавета подмахнула давно заготовленное каперское свидетельство Дрейка, да еще особо — некоторые тайные полномочия…
Правда, Уолсингем счел, что «и этого недостаточно, чтобы оградить слугу Вашего Величества, мистера Дрейка, от любых случайностей», — но Елизавета возразила:
— Это максимум того, что я могу сделать. И так лорд Берли рассердится, как узнает.
Как бы подводя черту под этим разговором, Ее Величество поставила в своей подписи росчерки над «Е» и под «Б». Но, конечно, важнейшую роль в судьбе Дрейка будет играть то, чего и сколько он привезет…
5Страна готовилась к войне с заведомо превосходящим противником. Испанская агентура сосредоточилась на отслеживании этих приготовлений — а ведомство Уолсингема ненавязчиво — то с помощью продуманной «утечки наисекретнейшей информации», то запуская ложную информацию и даже воздвигая лжеукрепления — направляло эту активность чуть-чуть мимо цели. Так что на выход Дрейка в море никто и внимания особого не обратил. Тем более, что общий тоннаж всей флотилии — двести семьдесят пять тонн, не достигавший и половины водоизмещения покойного «Иисуса из Любека», давал основания предполагать, что дело не особенно значимое. Ну, прикиньте сами: велико ли событие, если вышли в море несколько скорлупок, из которых наикрупнейшая едва в шестьдесят футов длиною?
К отваливанию из Лондона прибыл начальник снабжений королевского флота — мистер Джон Хоукинз. Он передал пожелания доброго пути и попутного ветра от Ее Величества — и поторопил:
— Фрэнсис, не тяни с отчаливанием! Ведь через несколько часов начнется пятница!… А, дьявол! Сегодня тринадцатое, а завтра — пятница. Ну ты и выбрал время…
Плакала стоящая рядом с Джоном, комкая платочек, миссис Дрейк. С палубы «Пеликана» Хоукинзу небрежно помахал племянник — Вильям-третий. Малый прямо-таки раздувался от гордости: лет-то ему было ровно столько, сколько Федьке-Зуйку в год начала этого повествования.
Портовые мальчишки скакали по причалу и вопили:
— Дрейк выходит в море! Гип-гип-ура-а!
Выйдя перед закатом, корабли всю ночь шли на западо-юго-запад, в направлении мыса Лизард. Но на следующее утро ветер, едва миновали траверс Фалмута, переменился и сбил их с намеченного курса. Затем начался жестокий шторм, бушевавший до конца субботы. «Пеликан» и «Мэригоулд» получили серьезные повреждения. На обоих кораблях были срублены грот-мачты. Пришлось возвращаться в Плимут для починки. Но теперь встречный ветер не давал приблизиться к Плимуту. Пришлось укрыться в безымянной бухточке и отстаиваться там две недели. И только 28 ноября противный ветер стих, и корабли экспедиции смогли зайти в родной порт. Сама починка отняла меньше времени, чем попытки пробиться в Плимут. Наконец, утром в понедельник, 13 (!) декабря 1577 года, «подняв более счастливые паруса», как выразился летописец экспедиции преподобный Фрэнсис Флетчер, корабли Дрейка вновь вышли в море.
Дрейк был человеком суеверным — так почему же он упорно выбирал для начала величайшего предприятия своей жизни несчастливые числа и дни? Пятница, понедельник, тринадцатое?
Да потому, что был неколебимо уверен в том, что он — человек особенный, и судьбою его поэтому должны управлять не те же приметы и созвездия, что управляют судьбами прочих людей. Этими догадками он поделился с главным астрологом королевства — мистером Джоном Ди. Звездочет произвел необходимые вычисления и заклинания — и подтвердил, что да, в самом деле так. Вот Дрейк и руководствовался своими счастливыми числами и днями.
Как только английский берег скрылся из виду — Дрейк назначил место рандеву — на случай, если погода разъединит корабли. Мыс Могадор, что в южном Марокко. Ветер был попутный в первые дни плавания, ровный и сильный — и утром в Рождество, 25 декабря все пять кораблей подошли к Могадору…
6У входа в прекрасную гавань был расположен остров, к которому и причалили англичане. До материка была одна миля.
— Сочельник были в море, так что праздновать будем нынешним вечером, — распорядился Дрейк. И тут на материковом берегу замигали огни, и на острове появились люди в белых свободных одеяниях до земли. Они что-то выкрикивали низкими, не арабскими голосами.
