Генри Торо - Американская повесть. Книга 1
— В нашей семье никто не был подвержен родимчикам, — строго перебила миссис Тодд. — Нет, ни у кого из нас родимчиков не бывало, в этом нам повезло — на Зеленом-то острове. А теперь поглядите вон на тех впереди, одному Богу ведомо, сколько коровяка и тысячелистника мне пришлось насушить для старой миссис Эвинс! То-то Эвинсы эти мне так рады! Ах, мама, — воскликнула она вдруг, — посмотрите, сколько едет народу впереди нас, а теперь гляньте вниз, на бухту, да, гляньте-ка на бухту! Сколько там лодок, и все к причалу Бауденов!
— Какая красота! — произнесла миссис Блекетт, загоревшись, как девочка. Она встала во весь рост в высоком фургоне, чтобы все обозреть, а потом снова села и крепко вцепилась в мою руку.
— Может, тебе немножко поторопить лошадь, Олмайра? До сих пор мы ее не очень утруждали, а когда доедем, там отдохнет. Другие нас немножко опередили, а я не хочу терять ни минуты.
С высокого места, где мы ехали, нам было видно, как лодки в заливчике одна за другой спускают паруса. Старый приземистый дом Бауденов под нависшей крышей стоял среди зеленых полей, как коричневая мать-наседка, поджидающая стайку цыплят, что сбегались к ней со всех сторон. Первый в этих краях Бауден построил этот дом здесь, и до сих пор он зовется фермой Баудена. Пять поколений моряков, фермеров и солдат — вот, кем были его дети; скоро миссис Блекетт показала мне погост за каменной стеной, стоявший как маленький форт над бухтой, но, добавила она, хватает и тех Бауденов, которые не тут успокоились — кто погиб в море, кто далеко на Западе, а кто убит на войне; среди Бауденов, похороненных в родных местах, большинство были женщины.
Теперь нам были хорошо видны многочисленные тропинки, проторенные и вдоль берега, и прямо по полям. По каждой из тропинок гуськом тянулись маленькие процессии, по одному, как на старинных иллюстрациях к «Пути паломника».[103] Возле дома уже собралась толпа — словно огромные пчелы роились в кустах сирени. Позади полей в бухту выдавался крутой мыс повыше, заросший лесом, который, должно быть, зимой неплохо защищал ферму от северо-западного ветра. А сейчас дом выглядел как убежище для великого семейного праздника. Мы торопились вперед, начиная подозревать, что опаздываем, и с большим облегчением свернули наконец с каменистой дороги на ровную просеку, обсаженную яблонями. Миссис Тодд тронула вожжи, и лошадь чуть не запрыгала от радости, по мягкой земле подвозя нас к дому. Раздался дружный приветственный крик, и два или три человека из группы, толпившейся возле дома, бросились к нам.
— О, дорогая миссис Блекетт! Миссис Блекетт приехала! — раздался радостный возглас, как будто вид старушки доставил им счастья на целый день. Миссис Тодд повернулась ко мне с прелестным выражением торжества и самозабвенного удовольствия. Какой-то пожилой мужчина, по виду процветающий морской капитан, поднял миссис Блекетт из высокого фургона, как малого ребенка, и расцеловал.
— А я-то боялся, что она не приедет, — сказал он, глядя на миссис Тодд с видом счастливого мальчишки, под веселый гомон всех собравшихся.
— Мама — всегда королева праздника, — сказала миссис Тодд. — Да, для нее они на все готовы, и нынче она не нарадуется. Я бы себе не простила, если б не привезла ее сюда, а так она ни о чем не пожалеет, разве о том, что Уильяма здесь не было.
Когда миссис Блекетт торжественно проводили в дом, миссис Тодд тоже получила свою долю почестей, мужчины просто и по-доброму, что было верхом рыцарства, занялись нами и нашими корзинами и увели нашу лошадь. Я уже знала кое-кого из друзей и родных миссис Тодд и в эту счастливую минуту чувствовала себя удочеренной Бауден. Казалось, что приехать в одном экипаже с миссис Блекетт было достаточно, чтобы тут же возглавить маленькое общество в самом доме, в то время как миссис Тодд, большая, видная, радушная, стала центром быстро растущей толпы у кустов сирени. По длинному зеленому склону от края воды поднимались все новые группки, а суденышки почти все уже причалили к берегу. Я насчитала лишь три или четыре, которых как будто смутил легкий ветер, но скоро все Баудены, большие и малые, оказались в сборе, и мы стали подниматься через поле в рощу.
В толпе шумливых ребят и солидных женщин, чьи праздничные черные платья падали щедрыми складками до самой земли, а также загорелых мужчин, серьезных, как на церковном собрании, внезапно воцарилась тишина и порядок. Я увидела прямую, военного вида фигурку человека, немного похожего на миссис Блекетт, распоряжавшегося всеми как будто без малейшего труда. Он держался достаточно властно, однако не без какой-то военной галантности. Нас расставили явно по какому-то его плану, и мы в ожидании его приказа стояли бессловесные, как взвод солдат. Даже дети, прелестная стайка, были готовы маршировать, а в последнюю минуту миссис Блекетт, несколько ее приятелей-священников и самые старые старики вышли все вместе из дома и заняли свои места. Стояли мы шеренгами по четыре, но и то процессия получилась длинная.
Для нас выкосили широкую дорогу через поле, и когда мы шли, птицы взлетали из густой отавы клевера и пчелы гудели, как в июне. Белые чайки вспыхивали над водою там, где флотилия лодок покачивалась на низких волнах, кивая невысокими мачтами точно в такт нашим шагам. Всплески воды были слышны едва-едва, но все же слышны. Мы могли бы быть когортой древних греков, отправляющихся в рощу, чтобы отметить победу или преклониться перед богом урожаев в святилище. Видеть это и участвовать в церемонии — событие волнующее. Море и небо не раз наблюдали, как бедное человечество свершает свои обряды; но в нашем случае это был не просто семейный праздник, мы несли в себе признаки и наследие всех семей, от которых произошли, будучи последними в своем роду. В нас жили инстинкты далекого, забытого детства: я поймала себя на желании махать зелеными ветками и петь. Так мы добрались до густой тенистой рощи, все еще молча, и путь указывали нам стройные деревья, что раскачивали верхушками в унисон и там и тут пропускали солнечный свет, как зеленый листок, что слетает вниз, пропадая в прохладной тени.
Роща была такая большая, что обширное семейство Бауденов казалось в ней гораздо меньше, чем пока мы шли открытым полем: в лесу густо росли темные сосны и пихты, и кое-где клен или дуб ярко светился, как освещенное окно на чердаке. С трех сторон за деревьями сверкала вода, и мы почувствовали пряный соленый ветер, который, когда жара достигла своей высшей точки, стал крепчать, и крепчал тем больше, чем выше подымался прилив. Мы видели зеленое, залитое солнцем поле, которое только что пересекли, как будто смотрели на него из темной комнаты, и старый дом среди кустов сирени, мирно дремлющий на солнце, и большущий сарай за частоколом из повозок, откуда шли теперь полем двое или трое мужчин, ранее замешкавшихся. Миссис Тодд сняла свои теплые рукавицы и казалась воплощенным довольством.
