Бруно Травен - Корабль мертвых. История одного американского моряка
— Никаких лишних слов. Бери билет и езжай в Антверпен. Там легче найти корабль, нуждающийся в матросах. Вот тебе завтрак и немного сигарет. А это тридцать бельгийских франков. — Он протянул мне промасленный сверток, а еще спички, чтобы мне не пришлось просить огня. — В Голландию больше не возвращайся. Получишь шесть месяцев тюрьмы, а потом попадешь в концентрационный лагерь. Нарочно предупреждаю тебя при свидетеле. Гуд бай и всего хорошего!
Ничего себе, всего хорошего! Идти вперед, значит, получить в Бельгии пожизненное заключение. Вернуться, — шесть месяцев тюрьмы, а потом концентрационный лагерь. Чего здесь хорошего? Зря я не спросил, сколько держат в лагере простых моряков? Все же в Голландии не так опасно, как в Бельгии. Да и почему надо уступать Бельгии? И я пошел, поворачивая все правее и правее. И шел, пока не услышал «Стой! Стрелять буду!» Неприятно, скажу вам, такое услышать. Прицелиться в темноте трудно, но попасть легко, если ты даже вообще не умеешь целиться.
— Что вы тут делаете?
Два человека с винтовками подошли ко мне.
— Да так, ничего. Вышел погулять.
— Погулять? По границе?
— Какая еще граница? Здесь нет никаких заграждений.
Осветив меня фонарями, они ловко обыскали меня. Наверное, надеялись найти четырнадцать пунктов президента Вильсона. Но ничего такого не нашли. Только сверток с бутербродами и тридцать бельгийских франков. Один остался при мне, а другой пошел по полю, присматриваясь к моим следам. Наверное, искал мир, который никак не может наступить между народами.
— Куда вы идете?
— В Роттердам.
— Почему так рано? И почему не по шоссе? Как будто нельзя идти в Роттердам лугом.
Странные взгляды были у этих людей. Они даже стали подозревать, уж не совершил ли я какое-нибудь преступление. А когда я начал рассказывать, как приехал в Роттердам на поезде, они попросили меня не морочить им головы. Им совершенно ясно, что я тайком пробрался в Голландию из Бельгии. Тогда я указал им на франки. Зачем бы это я стал пробираться в Голландию с бельгийскими франками? А вот как раз это и доказывает вашу вину, сказали они. Как раз франки и выдают вас с головой, потому что в Голландии ими не пользуются. Я хотел было сказать, что сами голландцы дали мне эти франки, но подумал, что после таких слов не отделаюсь, пожалуй, шестью месяцами тюрьмы. Так что пришлось соглашаться с тем, что я всего лишь мелкий контрабандист.
Это их успокоило, и они вывели меня на верную дорогу к Антверпену.
Я шел туда целый час.
Устал ужасно. Хотелось лечь и уснуть.
Я боялся, что какой-нибудь нервный пограничник выстрелит в меня и просто обмер весь от страху, когда кто-то в траве ухватил меня за ногу. При этом в глаза мне ударил яркий сноп света.
— А ну стой! Куда это вы идете?
— В Антверпен.
Выговор у них был голландский, а может, фламандский.
— В Антверпен? Ночью? Почему не идете по шоссе, как все порядочные люди?
На этот раз я решил ничего не скрывать. Я американец, моряк, отстал от своего корабля… Внимательно выслушав меня, они переглянулись.
— Другим рассказывайте такую ерунду. Только не нам. Таких вещей не бывает. Это сухопутная граница. Натворили что-нибудь в Роттердаме и пытаетесь скрыться в Антверпене. Точно? Знаем мы таких. Выворачивайте карманы!
Но и в карманах моих они ничего такого не нашли. Дурная привычка, залезать всем встречным в карманы. Я спросил, не могу ли чем-то помочь? Если они скажут, что именно ищут, я честно скажу, есть это у меня или нет.
— Мы сами знаем, что ищем!
От этой присказки я не стал умнее. Но сделать ничего не мог. Уверен, что все человечество делится на людей, которые обыскивают карманы, и на людей, которые выворачивают карманы. Вполне может быть, что все мировые войны только для того и ведутся, чтобы узнать, чья сегодня очередь выворачивать карманы. Когда все эти формальности были улажены, мне сказали:
— Ладно. Вон там дорога на Роттердам, идите прямо и не вздумайте сюда возвращаться. Если еще раз наткнетесь на пограничную стражу, легко не отделаетесь. У вас в вашей идиотской Америке, наверное, нечего есть, если вы все время лезете сюда к нам — объедать бедных голландцев.
— Я участвовал в вашей войне…
Но они и слушать этого не хотели:
— Так все говорят.
Ага, значит, не один я плутаю по этим лугам.
— Вон дорога на Роттердам. Видите? Советуем не сбиваться с правильного пути. Скоро рассвет, вас со всех сторон видно. Роттердам хороший город. Если вы правда моряк, найдете там корабль.
От частого повторения слова не становятся правдой. По дороге меня нагнала повозка с молоком, и часть пути я проделал не пешком. Потом меня нагнал грузовик, и на нем я проехал еще часть пути. Так миля за милей я приближался к Роттердаму. Когда люди не имеют отношения к полиции, они становятся вполне терпимыми, мыслят разумно и рассуждают здраво. Я доверчиво делился с попутчиками своими впечатлениями о полиции разных стран, ни от кого не скрывал, что не имею документов, и они не только не сдали меня в ближайший участок, но даже накормили, дали выспаться, добавив к этому несколько советов насчет того, как вернее обойти полицию. Вот странное дело. Никто не любит полицейских, но только им разрешается рыться в наших карманах.
9
Тридцать франков, когда их меняешь на голландские гульдены, невеликая сумма. Кончились они сразу. Зато, слоняясь в порту, я услышал двух англичан. Очень смешно слышать со стороны англичан. Они утверждают, что янки не умеют говорить по-английски, но язык, на котором они сами говорят, это вообще не английский. Терпеть не могу красно-головых. В какой порт ни придешь, их там набито как сарделек. В Австралии, в Китае, в Японии. Не успеешь пропустить стаканчик, тебя окликают:
— Эй, янки.
Стараешься не обращать внимания, потягиваешь джин. А они подначивают:
— Who won the war? Кто выиграл войну, янки?
А откуда мне знать? Уж не я, это точно. И даже те, кто считают себя победителями, не сильно болтают об этом.
— Эй, янки! Who won the war?
Как ответить правильно, если их много, а ты один? Скажешь «мы», тебя от души отделают. Скажешь «французы», получишь не меньше. Скажешь «я», отделают еще крепче. Скажешь «Канада, Австралия, Новая Зеландия, Южная Африка», опять тебя отделают. Промолчишь, еще хуже. А скажешь «вы», это будет ужасной ложью. Я этого не хочу. Вот и получается, что они отделают тебя в любом случае.
— С какого корыта? — поинтересовался я.
— О, янки! — удивились англичане. — Ты что тут делаешь? Мы тут никогда не встречали американцев.
