Патрик О'Брайан - Гавань измены
— Надеюсь, он не доставил проблем, — спросила миссис Филдинг. — Увидел вас за сто ярдов, и ничто не помешало бы ему еще раз пожелать вам доброго дня. Он так благодарен. Как и я, — добавила она с таким ласковым взглядом, что Джек задумался, а не является ли это одним из тех сигналов. Он все больше склонялся доверять своим умозаключениям, особенно после того, как на завтрак съел фунта два свежих сардин, которые на полнокровных людей действуют, как афродизиак.
— Нет-нет, мэм, — ответил он, — я очень рад вновь видеть вас обоих.
Голоса Киллика и продавца стекла за его спиной становились все резче и громче. В подобных случаях Киллик платил за поломанный товар, но не желал отдавать ни единого лишнего медяка, настаивая, чтобы ему показали все обломки и собрали их вместе, а затем требуя оптовой цены. Джек отвел миссис Филдинг туда, куда этот шум не доносился.
— Очень рад видеть вас обоих, — повторил он, — но пока не могли бы вы его придержать? Меня ждут сейчас на верфи и, по правде говоря, мне нельзя терять ни минуты. Доктор с радостью поможет вам, я уверен.
Ждали его не только циники-корабелы, за огромные деньги трудившиеся над бесполезным «Вустером», а также те, кто пока и вовсе не приступал к «Сюрпризу», стоявшему заброшенным и безоружным на шатких подпорках в луже вонючей грязи, но и остатки его же корабельного экипажа.
Обри отправился из Англии на «Вустере» с шестью сотнями матросов. Когда Джека временно перевели на «Сюрприз», он отобрал две сотни лучших, и в таком составе наделся вернуться в Англию, чтобы, как только закончится эта средиземноморская интермедия, принять под командование один из новых тяжелых фрегатов на Североамериканской станции.
Но на Средиземноморском флоте всегда не хватало матросов, в то время как адмиралов и капитанов как с нехваткой моральных принципов, так и полностью лишенных оных, нашлось предостаточно, и когда пострадавший в сражении небольшой фрегат вошел в док, вернувшись из Ионического моря, численность его экипажа, к сожалению, сократилась. Матросов забирали с корабля под тем или иным предлогом со столь неприкрытой алчностью, что Джеку пришлось с боем отстаивать даже гребцов собственного капитанского катера и личных добровольцев.
Оставшихся сюрпризовцев разместили в неприглядных деревянных сараях, выкрашенных в черный цвет, которые стали еще гаже, когда мгновенно все отверстия в них закупорили, и внутреннее пространство заполнилось табачным дымом и спертым воздухом, как обычно бывало в межпалубном пространстве.
Поскольку корабль находился в лапах жуликов с верфи, большую часть времени матросы могли посвятить проматыванию жалованья и разрушению собственного здоровья. Все это они совершали в компании толпы собравшихся у ворот женщин, часть из которых – бывалые боевые кобылицы еще со времен правления Ордена, хотя среди них встречалось и на удивление много молодых — коренастых, плотно сбитых девушек того типа, что редко найдешь где-либо еще, кроме как по соседству с флотскими или военными казармами.
Именно эта редеющая команда, беспутная и неряшливая, ждала Джека, когда он со всем возможным терпением выслушивал лживые оправдания тех, кто должен был заниматься фрегатом, но так и не приступил к работе.
Моряки собрались словно на обычный смотр на борту. Заменой швов между досками палубы служили линии, проведенные мелом со всей возможной аккуратностью. Каждое подразделение стояло со своими офицерами и мичманами.
Морские пехотинцы фрегата вернулись в казармы, как только корабль поставили в док. Так что, когда подошел капитан Обри, не было ни красных мундиров, ни ритуальных команд, ни щёлканья каблуками, ни мушкетов «на караул». Только Уильям Моуэт, нынешний первый лейтенант, вышел вперед, снял шляпу и сказал довольно тихим, обыденным, невоенным голосом человека, страдающего от страшной головой боли:
— Все присутствуют и трезвы, сэр, если вам угодно.
Трезвы, возможно, по крайней мере, по флотским меркам, хотя некоторые покачивались, и от большинства разило выпивкой — возможно, трезвые, но бесспорно опустившиеся, отметил Джек, проводя смотр команды: знакомые лица, некоторых он знал еще со времен своего первого командования или даже еще дольше, почти все выглядели опухшими, покрытыми какими-то пятнами и в целом менее здоровыми, чем когда-либо ранее.
В Ионическом море «Сюрприз» захватил французское судно с несколькими сундуками серебряных монет на борту, и, вместо того, чтобы дожидаться долго тянущегося призового суда [6], Джек приказал немедленно поделить трофей. Он понимал, что это совершенно незаконно, и он понесет полную ответственность, если захваченное имущество не признают призом, однако Джек точно знал, что такой откровенный грабеж придется экипажу больше по душе, чем более высокий доход в далеком, продиктованным благоразумием, будущем.
Каждый член экипажа получил эквивалент трехмесячного жалования в серебряных талерах, выложенных к всеобщему удовольствию на барабане якорного шпиля, но, очевидно, что этой суммы оказалось недостаточно — нельзя даже предположить, что хоть немного денег задержалось бы в руках у таких охочих до развлечений на берегу моряков, и, неудивительно, что вскоре некоторые стали продавать собственную одежду.
Джек отлично понимал, что если бы он отдал приказ «одежда к досмотру», выяснилось бы, что, вместо должным образом экипированного экипажа, «Сюрприз» заполонили толпы нищих оборванцев, не имеющих ничего, кроме парадной формы для схода на берег (в море ее не надевали), которая подошла бы только для защиты от мягкого средиземноморского климата.
Обри старался найти им занятие, но кроме тренировок по стрельбе из мушкетов и очистки ядер они мало что могли сделать в плане морской подготовки. И хотя крикет и экспедиции к острову, где потерпел крушение святой Павел (его корабль подловил у подветренного берега противный грегаль, немного отвлекали команду, но не могли серьезно конкурировать с городскими развлечениями.
— Расточительные, распутные мерзавцы, — пробормотал он, проходя вдоль строя с суровым и горящим праведным гневом лицом. И офицеры вели себя не лучше. Моуэт и Роуэн, еще один лейтенант, посетили устроенный саперными офицерами бал и, очевидно, соревновались, кто больше выпьет на суше, как в свое время в рифмоплетстве на море, и теперь оба страдали от последствий.
Адамс, казначей, и оба помощника штурмана, Хани и Мэйтлэнд, посетили то же самое мероприятие, поэтому их мучила аналогичная тяжесть в печени, в то время как штурман Гилл, казалось, готов повеситься (хотя это было его привычное состояние). Вообще-то бодрые, живые и разумные лица принадлежали лишь представителям молодежи, оставшимся на фрегате: Уильямсону и Кэлэми — маленьким бесполезным созданиям, зато веселым и иногда внимательным к своим обязанностям.
