Джон Пристли - Затерянный остров
— Конечно, — кивнул Уильям. — Я такое тоже читал. Известный прием.
— Зато беспроигрышный. Таким образом, я позаботился, чтобы никто из вас троих не смог попасть на остров в одиночку. При этом ничто не мешает тебе привлечь к делу кого пожелаешь, когда вы трое договоритесь о долях. Без посторонней помощи тебе наверняка не обойтись, потому что понадобятся деньги. Но это другое. Главное, что никто из вас троих не сможет забрать все себе.
— Да, я понимаю.
Уильям сидел с ошарашенным видом. Все это совершенно невероятно, он словно перенесся на страницы приключенческого журнала для мальчиков. Но даже невесть откуда свалившемуся на него дядюшке не под силу превратить реальную жизнь в приключенческий роман.
— Ты, сынок, не торопись, — с отеческой заботой продолжил дядя. — Сперва хорошенько все обдумай. Проясни. Ты знаешь об острове и о его залежах, а эти двое знают каждый свою часть координат. Я назову тебе их имена, и если ты соберешься заняться островом, поезжай к ним, объяснишь им все и вступай в долю. А если за год не тронешься с места, обещай, что напишешь обоим, расскажешь все, и дальше пусть уж они сами возятся. Так будет справедливо, согласись.
Уильям согласился.
— А если они не получили ваших писем? Или один из них умер? Или оба? Тогда как, дядя?
— Это я тоже предусмотрел. В Лондоне есть юрист по фамилии Грантли — брат одного человека, с которым я близко сошелся на островах, — он пару раз помогал мне с бумагами. Так вот, у него будет запечатанный конверт с координатами, и если ты докажешь, что один или оба из твоих компаньонов умерли или пропали без вести и не имеют детей, которые могли бы заменить их, тогда, чтобы не губить все на корню, он разрешит тебе вскрыть конверт. Вот и все, сынок. Теперь добудь бумагу с карандашом и запиши фамилии.
— Знаете, дядя… — Уильям пошарил по карманам в поисках блокнота и карандаша. — Я должен сказать — нет, я очень признателен за то, что вы делаете, безмерно признателен, но, откровенно говоря, если бы вы сообщили мне все целиком с условием, что нужно выделить равные доли этим двоим, я бы не обманул. Разделил бы все честь по чести.
Дядя Болдуин покачал головой — медленно, значительно.
— Нет, сынок, это не одно и то же. Ты-то, конечно, может, и сдержал бы слово, но я не собираюсь вводить людей в искушение. Тебе еще невдомек, каково это, когда в руки плывут большие деньги. Ты еще не успел это ни осознать, ни обдумать хорошенько. А я вот знаю. И не хочу тебя на такое обрекать. Ну что, будешь записывать? — Дядя подождал, пока Уильям занесет карандаш над чистым листком блокнота. — Номер один — коммандер Айвибридж, Британский королевский флот. Кристальной души человек, помог мне, когда еще не вышел в отставку. Позже расскажу, если напомнишь.
— А где он живет?
— Я писал на адрес Адмиралтейства. Ответа пока не получил, но они его разыщут — должны знать, где он, поскольку платят ему пенсию. У него соответственно имеется только долгота острова. Обладатель широты — американец, и тоже человек достойнейший. Его зовут П.Т. Райли, письмо отправлено в «Браун, Вобурн и братья, Сан-Франциско» и найдет его обязательно. Он прослужил у них больше тридцати лет. Записал? П.Т. Райли…
— …через «Браун, Вобурн и братья, Сан-Франциско», — зачитал Уильям. — А второй — коммандер Айвибридж. Все правильно?
— Да. Теперь ты в курсе, но мы, конечно, еще к этому вернемся.
— Только уже не сегодня, — мягко возразил Уильям. — Вы устали. Вы и так слишком много проговорили. Если доктор Форестер узнает…
— Этот хлыщ! — презрительно просипел дядя Болдуин. — Но ты прав, сынок. Иди вниз и хорошенько все обдумай.
Уильяму, однако, не думалось. Если бы этот необычный разговор состоялся две недели назад, он готов был бы горы свернуть. Теперь же поверить в далекий остров, тонны и тонны смоляной обманки, коммандера Айвибриджа и П.Т. Райли, во все эти чудеса, казалось трудновато. Не то чтобы Уильям считал дядин рассказ выдумкой. Просто он пока не понимал, как это все расценивать: с таким же успехом дядя мог целый час читать ему приключенческий роман. Однако серьезной и неусыпной заботы сейчас требовал не какой-то там остров, а дядино здоровье — и перед этой необходимостью меркли все остальные, превращаясь в бесплотные фантазии.
6
На следующее утро дядя выглядел намного лучше. Он уже сидел в постели и попросил заглянувшего к нему Уильяма принести газеты и трубку, пообещав этим же вечером подробнее рассказать про Затерянный остров, коммандера Айвибриджа и П.Т. Райли. Уильям отбыл на солодильню, уверенный, что дядюшка, с его закалкой, переживет еще не один шквал воспоминаний и споров под бренди. От этой мысли на душе потеплело, потому что Уильям питал к дяде симпатию, которая за последние дни только выросла.
Но дядя Болдуин не дожил до вечера. После обеда миссис Герни, услышав глухой удар, кинулась наверх и обнаружила коченеющее на площадке тело гостя — он успел выбраться из кровати и выйти из комнаты. Уильям, которого спешно вызвали из солодильни, прибыл аккурат к сухим и едким разъяснениям доктора Форестера о том, что случилось с изношенным сердцем и нервами.
В третий раз за последние годы Уильям провел следующие дни в уже знакомых стылых сумерках, атмосфере не столько смерти, наносящей быстрый и неотвратимый удар, сколько морга, гроба, сырой могилы… Народу на похороны пришло мало — пара друзей Уильяма да несколько приятелей покойного по «Суффолкскому гербу», между которыми затесался хмурый бородач из близлежащей деревеньки, торговавший в Бантингеме рыбой и фруктами. По дороге к выходу Уильям, поравнявшись с бородачом, все-таки не сдержал любопытства:
— Я и не знал, что вы были знакомы с дядей. Он мало с кем здесь общался.
— Племянник его, стало быть?
— Вы здесь познакомились?
— Здесь только раз его и видал, — последовал ответ. — Двадцать лет назад знавал, на Раротонге.
Не проронив больше ни слова, бородач кивнул и потопал обратно к своей рыбе и фруктам.
Уильям не смог бы объяснить, почему от этого минутного разговора ему вдруг стало так горько — уж точно не от шаблонных сентенций про то, как тесен мир. Наоборот, мир теперь казался ему огромным и пугающе бескрайним, плетущим сети за спиной: вот ты съездил на Раротонгу, а потом, спустя много нелегких лет, стоишь над могилой в Суффолке и тащишься уныло по мокрой дороге в густеющих сумерках. Мир никому не открывается целиком, разве что краешком, самую малость. Перед глазами Уильяма плавно вращался земной шар, на котором топтались крошечные фигурки, не ведающие иных миров и толком не освоившие собственный. Он в очередной раз пожалел, что не верит в Бога.
