Николай Трублаини - Шхуна «Колумб» (Рисунки А. Лурье)
Командир помолчал, потом сказал:
— Согласен. Действуйте быстрее.
Трофимов понимал рискованность плана, предложенного инженером. Неудачная приварка камеры к лодке, разрыв трубопровода, обрыв какого-нибудь понтона и вылет камеры из глубины на поверхность — все это могло погубить и спасаемых и спасителей. Но это был единственный способ спасти людей с подводной лодки.
В продолжение двух часов камеру готовили к спуску. Военный врач с эсминца подбирал медикаменты и необходимый инструмент. Командование еще не решило, кто из водолазов опустится в декомпрессационной камере. Лучшей кандидатуры, чем Варивода, не было, но водолаз в это время находился на глубине десяти метров и раньше чем через полтора часа не мог выйти на поверхность. Кроме того, после глубоководного спуска ему надо было долгое время отдыхать. Перебирая другие кандидатуры, командир решил посоветоваться со своим водолазным старшиной. Капитан-лейтенант начал беседовать по телефону с Вариводой. Узнав, для чего нужен водолаз, тот решительно настаивал, чтобы в камере спустили его.
— Я совсем не так устал, как вы думаете, товарищ командир, — говорил Варивода. — Гелиевый воздух — чудесная вещь. Мне кажется, что я спускался не глубже сорока метров.
— Но вас еще надо поднимать полтора часа.
— Прикажите поднять сразу, запакуйте в камеру, а там легко нагнать две атмосферы, и я снова попаду на «глубину» в десять метров.
После короткого совещания с инженером и врачом командир согласился на предложение Вариводы.
Тем временем на дне уже работали два водолаза, готовя место для приварки камеры к лодке.
Из воды выглядывали предназначенные для затопления понтоны. На палубе «Пеная» стояла готовая к спуску камера.
— Подвести водолаза к пароходу и поднять! — приказал Трофимов инженеру.
Через минуту медный шлем показался на поверхности, в продолжение следующей минуты с водолаза сорвали шлем и скафандр и бросили его, почти потерявшего сознание, в декомпрессационную камеру. Люк за ним захлопнулся, и он услышал звук завинчивания: камеру герметически закупоривали. Варивода сел на дно камеры, озираясь вокруг. Однажды, еще учась в водолазном техникуме, он вылетел с глубины тридцати пяти метров и просидел часа два в подобной камере.
Над водолазом склонился врач и нащупал пульс. «Начинается!» — подумал, улыбаясь, Варивода, сразу же подставляя своему спутнику грудь для выслушивания сердца и легких. Он не ошибся. Доктор внимательно выслушал его и успокоился, только когда манометр в камере показал давление в две с половиной атмосферы. Тогда врач протелефонировал, чтобы уменьшили скорость накачивания воздуха, и стал медленно выпускать тот воздух, что был в камере.
Наполненные водой понтоны потянули декомпрессационную камеру на дно. Спуск длился минут двадцать — двадцать пять. Это был чрезвычайно ответственный момент. Надо было спустить камеру точно по указаниям водолазов, находившихся на грунте. Ни Варивода, ни врач не принимали в этом участия. Они оставались пассажирами, ожидая прибытия на «станцию восемьдесят пять метров», как шутя назвал водолаз цель их пути.
Наконец обитатели камеры ощутили легкое сотрясение и услышали стук.
— На грунте, — сказал, прислушиваясь, Варивода, и не ошибся: об этом же их известили по телефону с «Буревестника».
Старшина попросил телефониста соединить его с водолазами, которые должны были приваривать камеру к лодке. Расспросил, где именно остановилась камера, с каким местом лодки она соединится, и дал несколько советов. Ему обещали, что через две — три минуты он услышит работу электросварочного аппарата.
— С лодки отвечают? — спросил Варивода.
— Уже час, как не отвечают.
— Тогда, ребята, живей за работу! — крикнул старшина в трубку.
В ту же минуту «пассажиры» камеры услышали жужжанье за стеной. На глубине восьмидесяти метров началась электросварка.
Запертые в камере готовились к своей работе. Приблизительно за час должно было смениться три очереди водолазов-электросварщиков. Это было время гнетущего ожидания. Все же Варивода за этот час отдохнул, а врач уменьшил давление до нормального, привычного для человеческого организма.
Наконец сверху послышался приказ включить электросверло. Сперва надо было пробуравить стенку камеры и палубу подводной лодки, чтобы пустить туда воздух, и проверить, нет ли там воды. Если бы в скважину ударила струя воды, Варивода легко сумел бы заварить маленькое отверстие. Произведя соответствующий расчет, установили, что люди должны находиться в центральном посту управления. Туда было труднее всего добраться. Впрочем, благодаря указаниям, полученным от Марка, и различным вычислениям инженер нашел место на поверхности лодки, через которое можно было проникнуть в одну из кают, смежных с центральным постом. Если бы боевая рубка не была затоплена, это сделали бы очень легко, пройдя через нее, но теперь этого нельзя было сделать.
Пилу надо было использовать во вторую очередь — для прорезывания отверстия такого размера, чтобы в него мог пройти человек.
Стенку камеры просверлили очень легко. Но не так легко было с лодкой. Крепкая сталь просверливалась медленно. Сверло быстро нагревалось, и приходилось прекращать работу, чтобы оно остыло. Варивода для удобства выпилил в оболочке камеры отверстие в половину квадратного метра. Теперь на случай отрыва камеры от лодки водолаз и врач надели рейдовые маски, хотя вряд ли они спасли бы людей при подобной аварии.
Только после двухчасовой работы Варивода почувствовал, что сверло прошло сквозь броню лодки. «Если там воздух, все хорошо, а если вода?» Водолаз попросил спутника приготовиться закрыть струю, которая ударит, если они попали на воду. Потом он медленно вытащил сверло, и из скважины действительно ударила струя, но не воды, а воздуха. Это был тяжелый воздух. Доктор закричал в телефон, чтобы усилили вентиляцию. Стрелка манометра сразу запрыгала: очевидно, из лодки выходил сжатый воздух. Кроме того, свежий воздух с поверхности тоже увеличивал давление. Для действенной очистки приходилось то накачивать воздух в трубопровод, то выкачивать его наверх по тому же трубопроводу. Такая операция присутствующим в камере была мало приятна. Минут через пятнадцать атмосфера несколько очистилась и давление сравнительно уравновесилось.
Прошло еще два с половиной часа, пока водолаз наконец прорезал в лодке отверстие более чем в половину квадратного метра. На поверхности моря наступала ночь, когда Варивода известил, что переходит в подводную лодку.
Освещая себе путь электрическим фонарем, он пролез туловищем вниз, затем спустился на руках и стал на палубе какого-то помещения подводной лодки. Это был отсек, отделенный от других помещений задраенными люками. Кто знает, можно ли выдраивать хоть один из них! Если за люком вода, то она сразу зальет и это помещение и декомпрессационную камеру. Водолаз стал прислушиваться. Ему показалось, будто под ним раздался какой-то шорох. Он лег и приложил ухо к палубе. Шорох продолжался. Он постучал, но ответа не получил. Наоборот, шорох совсем затих. «Может быть, крыса», — подумал водолаз. Во всяком случае, этот шорох позволял с большей уверенностью открыть люк, соединяющий с нижним помещением. Только он был открыт, Варивода снова попал под струю тяжелого воздуха. «Людям нужен свежий воздух», — подумал водолаз и крикнул доктору: сообщить наверх, чтобы снова начали воздухоочистительные операции. Врач поддерживал связь с поверхностью. Варивода уже смело опустил ноги в люк и, держа фонарь над головой, стал спускаться. Помещение было невысокое — он сразу же достал ногами до палубы — и, оставив фонарь наверху, очутился в темноте, под освещенным люком. В этот момент рядом раздался смешок, заледенивший кровь в жилах. Рядом кто-то тихо, зловеще хихикал сквозь зубы. Это был смех безумного.