Константин Бадигин - На морских дорогах
К борту подошел еще один катер. Это пограничники. Они привезли нам бурого медвежонка. Председатель судового комитета принял подарок, и у нас появился новый член экипажа.
Лоцман уверенно ведет судно в родной порт. Путь проходит через минные поля, и только он знает безопасную дорогу.
Мы входим в бухту Золотой Рог. В бинокль видны встречающие теплоход люди. Среди них заместитель наркома морского флота Александр Александрович Афанасьев и начальник пароходства Георгий Афанасьевич Мезенцев.
Уже хорошо видны крыши домов, свои, родные улицы. Вон там клуб, а там дом, из окна которого, быть может, в этот момент глядят на бухту глаза близкого человека.
Лоцман изменил курс, идем параллельно причалам, впереди на якорях несколько миноносцев, они у нас по носу. Пора стопорить. И тут я с ужасом вижу, что машина работает средним ходом. Тяжело груженное судно с большой инерцией буквально рядом с причалом. Рву ручку телеграфа на «стоп», «полный назад». Бешено работает двигатель, а я с замиранием сердца наблюдаю, как теплоход сбавляет ход. Миноносцы все ближе, ближе… И я, вспоминая старого капитана Хабарова, про себя повторяю, как заклинание: «Миленький, остановись, миленький, не подведи, родименький, отблагодарю». И тут же думаю, что подкрашу теплоходу мачты, чтобы был красивее. Неужели не отработает машина? Машина отрабатывает, теплоход останавливается и разворачивается вправо. На этот раз пронесло. Мы с лоцманом не говорим ни слова, не смотрим друг на друга, однако мысли у нас одни и те же.
На берегу заметили заминку. От причала мгновенно оторвался катер капитана порта, и Николай Алексеевич Колотов подошел к борту. Но мы уже выправились и двинулись к причалу.
Николай Алексеевич, очень знающий и культурный человек, чем-то напоминал мне Василия Александровича Миронова, капитана Архангельского порта. Оба сухощавые, подвижные, оба работали во всю силу своих возможностей, всегда находились на самых сложных участках. Трудно представить Владивостокский торговый порт во время войны без Колотова.
Швартовка. Сколько умения требует эта простая на первый взгляд операция! Надо точно рассчитать маневры, тонко почувствовать свое судно и обстановку. Умение красиво поставить судно, к стенке приходит после многолетней практики. Моряки, оценивая хорошую швартовку своего товарища, говорят: «У него верный морской глаз». Действительно, основным инструментом пока остается натренированный глаз моряка. Можно много раз наблюдать за швартовкой опытного капитана и все-таки не суметь повторить ее самому. Это понятно – обстановка каждый раз меняется, а раз так, и маневры будут разные.
Корабль медленно подползал к причалу. Вот на берег полетела выброска – длинная тонкая веревка с грузиком на конце. Ее поймали и потащили на причал. К выброске привязан стальной трос. Когда трос вышел из воды, швартовщики подхватили его и бегом понесли к железной тумбе.
– Готово, – кричат с берега, накинув петлю на тумбу, – выбирай конец.
Судовая лебедка натянула трос. Корабль повернулся носом к причалу и понемногу придвигается все ближе и ближе. На причал легла вторая выброска с кормы.
– Готово, – опять закричали швартовщики.
Вбирая стальные концы, наш теплоход прижался, словно прирос к причалу. После многих штормовых дней и ночей он, хоть и ненадолго, обретет покой в порту. Мы спустили парадный трап. К борту подкатила «эмка» карантинного врача. Подошли пограничники и таможенники. Обособленной, цветастой кучкой сбились на причале моряцкие жены с детишками.
Заместитель наркома Афанасьев поблагодарил за ремонт и переделку теплохода под паровозы, поздравил экипаж с благополучным возвращением.
Долго ждет моряк, волею судьбы заброшенный в заокеанские дали, этих незабываемых минут возвращения. Наконец мы опять дома. Штормы, мели, камни, мины, торпеды, авиабомбы – все это осталось позади…
Нужно отдать должное владивостокским портовикам. Несмотря на то что мы привезли только одно паровозное коромысло, им удалось выгрузить весь груз и все паровозы и тендеры за неполных семь суток. 14 июня наш теплоход был снова готов к выходу в рейс.
Паровозы принимал генерал-железнодорожник, неустанно повторявший:
– Для нас твои паровозы, Константин Сергеевич, дороже хлеба. Подвозить на фронт много приходится. Вот окончим войну, мы тебе, Константин Сергеевич, дадим звание почетного железнодорожника.
Каждый паровоз, выгруженный с теплохода и поставленный на рельсы, через два часа оживал и мог самостоятельно двигаться на запад.
Тот, кто подумает, что для моряков нашего теплохода после прихода в порт начался отдых, глубоко ошибется. Раз идет выгрузка, палубная команда занята в трюмах с грузом. Паровозы, конечно, не в счет, они пропасть не могли. А прочий груз требовал внимания. У каждого трюма находился матрос, сверявший свои счет со счетом портового работника. Все должно сойтись штука в штуку, иначе в коносаментах будет пометка, а это пятно в работе экипажа. Коносаменты должны быть чистыми.
Был такой случай. Привезли мы целиком крекинговый завод. Выгружали, считали, а одной небольшой, но очень важной детали недосчитались. Без этой детали завод не завод. Конечно, украсть деталь никто не мог. Видно, трюмный проморгал, и деталь прошла без отметки. Пришлось срочно организовать бригаду во главе со вторым помощником и искать деталь в складах. Нашли, хотя искали два дня.
В машинном отделении свои заботы. Надо перебрать механизмы, кое-что отремонтировать. В рейсе, на ходу ничего не исправишь. Каждый раз у Виктора Ивановича Копанева ведомость судоремонтных работ требует семисот или восьмисот рабочих часов. Из расчета десятичасового рабочего дня загружены мотористы и механики. Вот и отдохни. Получалось так, что каждый член экипажа получил один выходной день за всю стоянку. Семейные пригласили на теплоход жен и детей, и они жили у нас до самого отхода.
Во Владивостоке мы узнали о новых ставках командировочных в иностранной валюте. Новые ставки инвалюты в заграничном плавании в несколько раз превышали прежние. Это очень обрадовало моряков и, несомненно, сыграло свою положительную роль. Мы почувствовали еще раз отеческую заботу нашей партии. Нам повысили ставки во время войны, когда каждый рубль был на счету. Моряки понимали, что это высокая оценка нашего труда.
Узнали мы о неудачно сложившейся ледовой навигации в проливе Лаперуза. Пролив был забит тяжелым льдом, и зимой транспортные суда подолгу задерживались в ледовом дрейфе. Такие тяжелые льды образуются в проливе не каждый год. И все же сквозь льды через пролив Лаперуза в обоих направлениях было проведено 261 судно с грузом 820 тысяч тонн. Получили повреждение 54 судна.
