Джон Пристли - Затерянный остров
Уильям ему не поверил, но развивать тему не решился. Словно в доказательство, что он еще хоть куда, коммандер бодро начал карабкаться наверх первым, а поскольку солнце уже припекало, попотеть пришлось изрядно. Выбравшись на первый широкий уступ, друзья, вместо того чтобы двинуться к уже знакомой лощине, зашагали налево, где уступ выдавался в сторону моря, создавая удобную обзорную площадку. Шхуны не наблюдалось. Однако на горизонте, в голубой сияющей дали, что-то темнело. Уильям заметил темное пятно первым и принял за облако дыма.
— Да, пожалуй, вы правы! — вскричал коммандер возбужденно. — Это и в самом деле похоже на дым. Но тогда это не шхуна. И потом, Петерсон не может возвращаться из того квадрата. А значит, если только нам не мерещится и это все же не туча, тогда там движется пароход. — Выхватив карманный телескоп, с которым он никогда не расставался, коммандер в два счета убедился, что это определенно дым. — Так, тогда вы ждите здесь, а я поднимусь повыше и посмотрю повнимательнее. Нет-нет, не беспокойтесь, мне не составит труда.
Сжимая в руке телескоп, коммандер зашагал к большой нависающей над уступом скале примерно в сотне ярдов от места, где они заметили дым, и футов на сто повыше. Забраться туда казалось несложным, поэтому Уильяму и в голову не пришло бы отговаривать коммандера, однако он все же замешкался, не зная, что делать. Коммандер так решительно отвергал любую помощь как намек на собственную несостоятельность, что Уильям даже не пытался увязаться за ним. И все же он ясно видел, что коммандер сдает, поэтому в замешательстве двинулся следом, остановился в нерешительности, медленно сделал еще несколько шагов. Коммандер тем временем уже начал подъем и вроде бы не испытывал затруднений. Уильям неторопливо шел к той же скале, время от времени оглядываясь на неясную дымку на горизонте. Он уже почти добрался до подножия — и тут коммандер сорвался. Прокатившись по склону около пятидесяти футов, он рухнул почти под ноги Уильяму.
Коммандер лежал неподвижно, глаза его были закрыты, от лица отхлынула вся краска. Уильям с остановившимся сердцем склонился над ним, опасаясь самого страшного, но через пару секунд убедился, что коммандер жив. Видимо, сотрясение. Наверняка сильно ударился затылком. Уильяма сковала полная беспомощность. Что делают при сотрясении? В голове всплывали обрывочные инструкции вроде «опустить голову пострадавшего ниже тела», «расстегнуть одежду», но толку от них было мало. Голова коммандера и так запрокинулась, а одежда — свободнее некуда. Может, Рамсботтом знает? Рискнуть оставить коммандера одного и сбегать за Рамсботтомом? Уильям в отчаянии смотрел на распростертое неподвижное тело, словно оно могло подсказать разумный выход. Но оно, как назло, оставалось таким же недвижным. Тогда Уильям, припомнив, что иногда вроде бы применяют растирание, схватил коммандера за руки — длинные, костистые и пугающе холодные — и принялся энергично тереть и похлопывать. А вода? Вода точно не помешает! Углядев в пятидесяти шагах небольшой мутный бассейн, Уильям метнулся туда, намочил в зеленой стоячей воде платок и в отчаянии промокнул им лицо коммандера. Оно не дрогнуло, хотя сам коммандер (все это время Уильяму казалось, что он где-то рядом, отдельно от тела) наверняка бы возмутился. Когда не помогло и это, он отбежал к ближайшему выступу, нависающему над бухтой, и покричал Рамсботтому, который всматривался в морскую даль. Тот, решив, разумеется, будто крики относятся к непонятному дымку на горизонте, радостно замахал руками, показывая, что тоже его заметил. Уильяму пришлось подобраться поближе, чтобы наконец донести до Рамсботтома просьбу о помощи.
Вместе они оттащили коммандера в тень, где и обнаружили отвратительную гематому на затылке, которую принялись с особой тщательностью промывать.
— Да, это определенно сотрясение, — заключил Рамсботтом, горестно выпячивая нижнюю губу. — И вряд ли врач тут чем-нибудь поможет. Либо он сам выкарабкается, либо нет, горемыка.
— Неужели мы больше ничего не можем сделать?
— Разве что постараться уложить голову ниже туловища, чтобы кровь приливала. Давайте его перевернем. Вот, так-то лучше. Теперь он либо очнется, либо нет.
— Боже мой, Рамсботтом, это ведь просто ужасно.
— А то я сам не знаю… Не нужно было ему никуда лезть, он с самого утра выглядел неважно.
— Да. Я ему сказал, но он разозлился. Я не хотел его туда пускать.
— Нет, я вас и не виню. Он упрямый, старый черт. Однако дело плохо.
— Может, попробуем еще растереть ему руки?
— Давайте, все лучше, чем ничего.
Через несколько минут коммандер начал подавать более заметные признаки жизни и наконец, с явной неохотой, вернулся на этот свет. Глаза открылись, он застонал, потом его стошнило. Затем он попросил пить. Пить здесь было нечего, а поскольку Рамсботтом решил, что неплохо промыть рану морской водой, решили снести пострадавшего в бухту. Под палящим тропическим солнцем, жар которого усиливал каждый окрестный камень, тащить почти бесчувственного человека по уступу, а потом вниз, в бухту, оказалось адски тяжело. Однако Уильям с Рамсботтомом стиснули зубы и все-таки справились — измученные и полуслепые от заливающего глаза пота. В бухте они занялись пострадавшим: дали воды, промыли рану и устроили как можно удобнее. К этому времени коммандер уже полностью пришел в сознание и даже вроде бы не испытывал сильной боли, хотя в глазах у него еще двоилось.
— Что это было? — спросил он первым делом.
— Что именно?
— Дым, конечно же.
Ах да, дым… Они совсем забыли про темное пятно на горизонте. Теперь оно рассеялось — впрочем, бухта сильно сужала обзор.
— Наверное, это была просто туча, — предположил Уильям мрачно.
Коммандер, морщась, покачал головой, уверяя, что никакая не туча. Получается, всего в нескольких милях от острова прошел пароход. Вот ведь досада! А где же шхуна? Уильям, обессиленно плюхнувшийся на песок, когда вся возможная помощь коммандеру была оказана, согласился подняться и посмотреть вокруг, как только чуть-чуть отдохнет. Рамсботтом едва дышал от усталости, а сам коммандер, разумеется, не мог и пальцем шевельнуть. Только теперь он спохватился насчет карманного телескопа. Уильям, однако, не знал, куда он подевался, не до того было. Наверное, лежит разбитый у подножия рокового склона. Пострадавший закрыл глаза и сморщился от боли — судя по зеленоватому цвету лица, его снова тошнило. Рамсботтом, пыхтя и отдуваясь, то и дело утирал мокрый лоб. Подавленный Уильям горсть за горстью набирал песок и смотрел, как он сыплется сквозь пальцы. Огромное облегчение, которое он испытал, когда коммандер вернулся к жизни, уже померкло, но зато острее ощущалась первоначальная оторопь, которая будто вышибла все мысли до единой и у него, и у Рамсботтома. Зато коммандер, как ни парадоксально, казалось, фонтанировал великими идеями, однако от слабости не мог высказать вслух ни одной. В результате все приходили в себя в тишине.
