Кристина Хойновская-Лискевич - Первая вокруг света
Я перепаковала все окончательно в форпике и на яхте. Решила отказаться от части парусов. Первой была списана большая легкая генуя. Большой была в самом деле, легкой — не очень. Огромный, с меня ростом, мешок с трудом помещался в узком проходе между шкафом для одежды и мачтой. Вынимать и прятать паруса через люк мне придется не часто — об этом говорил мой скромный океанский опыт. А таскать тяжелый мешок через Набитую яхту и по маленькой палубе мне не улыбалось. Затем последовали трисель, тяжелый штормовой стаксель и пассатные штормовые стаксели. Учитывая небольшой опыт плавания в штормовом пассате в первую ночь после выхода, я решила отказаться от самых тяжелых парусов. Ветер в сорок узлов — не такой уж ураган, чтобы ставить сверхтяжелые паруса. Погодные карты для Атлантики и Тихого океана на планируемый период плавания не обещали очень сильных ветров в большом количестве. Правда, по правилам я обязана всегда возить трисель и штормовой стаксель, но изъятие нескольких парусных мешков заметно облегчало работу на яхте. Победил здравый смысл.
Еще я отказалась от круглого спасательного круга в пользу подковообразного. Первый имел отличные характеристики и массу достоинств, но, кроме того, неизменное желание оторвать мои леера. Это и так всего лишь декоративный элемент на борту. Я не предусматривала такой ситуации, что яхта потонет, а я буду ждать спасения в воде с кругом на шее. «Мазурка» такой глупой шутки никогда не устроит, иначе я не собралась бы на ней в путешествие вокруг света. Паруса и круг Уехали в Польшу, а вместе с ними еще покрывала и все, что удалось отправить. Я должна была максимально облегчить себе работу в будущем. Проверила несколько новых комбинаций с парусами, тщательно смазала карабины. Они были очень тугие: раз поработав, отказывались слушаться — не желали ни открываться, ни закрываться. Я обильно смазала все, включая запасные, и посчитала вопрос решенным.
28 марта яхта была готова к отплытию. Поздно, но я надеялась нагнать упущенное время в атлантическом пассате. Еще раз прогулка на мачту, тщательная проверка такелажа, и я отдаю швартовы. На этот раз я отплывала с твердым намерением вернуться в Лас-Пальмас только после того, как сделаю кругосветный виток.
«Мазурка», «Мазурка», — вызывает Гдыня-Радио!»
Мое твердое намерение вернуться в Лас-Пальмас только вокруг земного шара подверглось испытанию уже на следующий день. 29 марта, в полдень, плита отказалась повиноваться. Я чистила ее, подогревала, сменила даже керосин в расходном бачке — безрезультатно. Временами выглядывала на палубу проверить, нет ли желающих переехать меня поперек и как ведет себя «Мазурка». Яхта плыла прекрасно, погода соответствовала рекламной открытке с изображением теплых стран, и я опять ныряла в камбуз. До вечера ситуация не переменилась. Весь пол и я были в керосине, вымазанные по локти руки и ногти выглядели словно после копки картошки, на яхте воняло, как на скверном нефтеперегонном заводе, потолок над камбузом покрылся серым налетом копоти, а плита не работала. Пришлось признать счет 1:0 в ее пользу и достать аварийный примус. Маленький «Ипполит» — так он назывался — с этого момента должен был служить главным поставщиком тепловой энергии для камбуза. Я поставила его на пол, а поскольку он имел непреклонное желание изменить положение, прикрепила проволокой к столу и пиллерсам. На плиту поместить его не решилась: громоздкая конструкция могла в любую минуту опрокинуться. Холодный чайник придерживать на примусе еще было можно, но чтобы выпутать его из проволоки кипящим, требовались по меньшей мере асбестовые рукавицы. Похоже, теперь мне придется лично поддерживать на примусе кухонную утварь. Речь могла идти, правда, только о чайнике: отсутствие карданова подвеса исключало возможность использовать даже высокие кастрюли и тем более сковороду. Я разложила на полу чай, кофе, термосы, а чтобы они не смещались, проложила между ними резиновые сапоги и тенниски. Разожгла примус и присела на корточки. Чайник закипел довольно быстро. Я наполнила термос и повторила операцию. Через час все термосы были наполнены и можно было убирать напольный камбуз.
Со временем я приобрела огромную сноровку и быстроту. Сидя по-турецки на полу, я пальцами ног придерживала «Ипполита», правой рукой цеплялась за правый пиллерс, левой прижимала чайник и кипятила его. Даже волнение океана, зловредно усиливающееся к вечеру, мне не мешало. Бездействующая плита отлично заменяла столик на кардане. Я даже подумывала покрыть ее скатеркой для красоты. И с грустью думала о недоступности для меня тех кулинарных блаженств, о которых так красочно и подробно писали все великие одиночки. Что можно было сказать о моем меню, состоявшем из холодных консервов, запиваемых чаем, кофе или молоком, а по большим праздникам — красным борщом из полуфабрикатов? Единственная тема, по которой я могла бы собрать материал, достаточный для докторской диссертации, была: «Приготовление пищи на бескарданном примусе при сильно взволнованном море в условиях Северной Атлантики». Увы! Обычно, обжигая пальцы, а потом целый час отчищая каждую деталь примуса, я злилась до чертиков, глядя на величественно раскачивающуюся так называемую главную плиту. Насколько огромная (у нее была даже вместительная емкость для подогрева пищи), настолько же и бесполезная, она превратилась исключительно в левобортный балласт.
«Ипполит» верно служил до самого Барбадоса. В душе я благословляла идею покупки этого прибора в Лас-Пальмасе. Но все же подумывала, не заменить ли мне керосиновую плиту газовой, когда, падая от усталости, чистила в очередной раз около полуночи «ипполитову» горелку. Восставал здравый смысл: возить на яхте взрывчатые вещества в виде баллонов с газом? Уж лучше через все три океана держать рукой чайник, сидя на полу по-турецки!
На Барбадосе кончились мои заботы. Добрый дядя — «Навимор» — прислал новую плиту. «Ипполит», начищенный и смазанный, отправился под камбуз. В Сиднее он получил аварийный подвес, спроектированный моим мужем и изготовленный механиками судна «Юзефа Выбицкого». Полсвета обошел запасным. А когда в бурном Арафурском море сломался, я невероятно огорчилась, словно потеряла верного друга и надежного, доброго помощника. В Дарвине купила новый примус — урок не пропал даром.
Работа с «Ипполитом» прекрасно занимала все вечера, которые по программе должны были посвящаться отдыху и культурным развлечениям. Иногда я так уставала, что засыпала, едва приняв горизонтальное положение. Над головой у меня всю ночь горела лампочка, чтобы, вскочив неожиданно на ноги, мне не пришлось вспоминать со сна в темноте, где я нахожусь.
