Понсон дю Террайль - Тайны Парижа. Том 2
— Надо захватить оружие?
— Нет, это лишнее, — ответил Мориц.
Журналист вышел первый, и они оба спустились по лестнице. Карета, которую по всем признакам можно было принять за наемную, ожидала у подъезда. Мориц открыл Дверцу.
— Садитесь, — сказал он и сел рядом с Арманом. Кучер, по-видимому, заранее уже получил приказание, потому что погнал лошадей, даже не спросив, куда ехать. Карета выехала из Шальо, спустилась к набережной, пересекла Сену по мосту Согласия и углубилась в пустынные улицы Сен-Жерменского предместья. Мориц все время молчал.
— Друг мой, — сказал он, — помните вашу любовь к маленькой баронессе де Сент-Люс?
— Да, — ответил Арман. — А что?
— Помните, как каждый вечер, когда она была для вас только белокурой домино, вас ожидала на бульваре карета, и какой-то человек завязывал вам глаза?
— Да.
— Ну, так вот, — продолжал Мориц Стефан, вынимая носовой платок из кармана, — это же самое я хочу сделать и теперь.
— Вы шутите? — проговорил Арман.
— Нисколько, это необходимо.
Мориц произнес последние слова так таинственно, что сын полковника Леона смутился.
— Но куда же вы хотите меня увезти? — спросил он.
— Если бы я имел намерение сказать вам это, то не завязывал бы вам глаза.
— Однако…
— Дорогой мой, — проговорил Мориц, — я взывал к вашей дружбе, но если эта дружба недостаточно сильна, чтобы исполнить то, о чем я прошу, скажите одно слово, и я отвезу вас обратно.
— Вы с ума сошли! — воскликнул Арман. — Но раз вы на этом настаиваете…
— И он протянул свою голову. Мориц крепко завязал ему глаза.
— Теперь, — сказал он ему, — скажите по совести, видите ли вы что-нибудь?
— Нет, — ответил Арман.
— Отлично.
Карета продолжала ехать, и Арман почувствовал, что она много раз поворачивала то влево, то вправо. Мориц молчал. Арман думал о Даме в черной перчатке и тоже не выказывал желания разговаривать.
Это странное путешествие продолжалось около получаса. Наконец карета остановилась.
— Приехали, — сказал Мориц. Он вышел первый.
— Дайте мне руку, — прибавил он, — и обопритесь на меня.
Арман повиновался.
— Хорошо, — продолжал Мориц, — теперь позвольте, я вас поведу.
По перемене воздуха Арман понял, что они вошли в дом или проходили коридором.
— Подымите ногу, мы стоим около лестницы.
Когда Арман поднялся на десять ступенек, он услышал, как отворилась дверь.
— Идите все прямо, — сказал ему его вожатый. Арман почувствовал под ногами толстый ковер и более
теплую атмосферу вокруг себя. Две двери отворились и тотчас же захлопнулись. Мориц остановился.
— Теперь, — проговорил он, — вы можете снять повязку.
Арман сорвал повязку и с удивлением осмотрелся вокруг. Он находился теперь в маленькой гостиной, комфортабельно меблированной. Пол был покрыт ковром, стены обтянуты совершенно новой обивкой, несколько дорогих картин висели по стенам. Между окон стояла этажерка с витыми колонками, уставленная книгами. Посреди комнаты находился круглый столик, заваленный альбомами и газетами. Против камина стояло пианино. Арман был музыкант.
— Где я? — спросил Арман, взглянув на Морица.
— Скоро узнаете, — ответил журналист. Он откинул портьеру и вышел.
Арман, все более и более удивлявшийся, остался один. Прошло четверть часа; никто не являлся. Тогда Арман подбежал к двери, в которую вышел Мориц, но дверь оказалась запертой на ключ. Заметив другую дверь, он попытался отворить и ее, но она была также заперта. Потеряв терпение, молодой человек подошел к окну; окна были заперты на висячие замки.
— Ого, вот как! — пробормотал Арман. — Это уж слишком.
И так как шелковый шнурок сонетки находился справа от зеркала, то он сердито рванул его.
Тогда одна из дверей отворилась, и вошел слуга в ливрее; он почтительно поклонился Арману.
— Барин звал? — спросил он Армана.
— Да, — ответил молодой человек, у которого удивление перешло уже в нетерпение.
— Что прикажете сударь?
— Вот как! Что я тебе прикажу? Лакей поклонился.
— Можешь ты мне сказать, где я?
— Барин у себя.
— У себя?
Лакей снова поклонился. Арман смерил его взглядом с ног до головы.
— Что за глупые шутки, болван! — закричал он.
— Однако, сударь, я сказал правду. Барин у себя. Вот его приемная. Книги, пианино, журналы. Барин не будет скучать, если любит чтение и музыку. Вот спальня барина.
Под напором руки лакея дверь, которую Арман не мог отворить, раскрылась сразу. Молодой человек перешагнул порог, движимый любопытством. Спальня, такая же маленькая, как и приемная, была заново кокетливо меблирована, причем во всем чувствовалась рука женщины.
— Дурак! Скажешь ли ты мне, где я? Не то…
Арман не докончил. В комнату вошло новое лицо. Это был человек лет пятидесяти, с седыми волосами, с продолговатым серьезным лицом, обрамленным густыми рыжими бакенбардами.
По одежде его можно было принять за истого англичанина. Арман узнал его.
— Сударь, — сказал ему вошедший, — позвольте мне ответить вам за слугу: вы у себя или, вернее, у меня…
Арман поклонился.
— Кто же вы? — спросил он.
— Я лорд Г., — ответил англичанин. Арман вздрогнул и вспомнил Фульмен.
— По причинам, которых я не могу объяснить вам, вы мой пленник.
XLIV
Слова лорда Г. удивили, почти испугали Армана. Он несколько раз взглянул на англичанина, не находя слов для ответа, наконец, он спустя несколько минут воскликнул.
— Вот как, милостивый государь, значит, я нахожусь у сумасшедшего?
— Я в здравом рассудке, — холодно ответил лорд Г.
— Так, прежде чем объявлять меня своим пленником, вы должны были бы, по крайней мере, объяснить мне, по какому праву…
— Мне поручили задержать вас здесь.
— А кто дал вам это поручение? Лорд молчал.
— Я вас прошу потрудиться объяснить мне ваш поступок, — продолжал Арман, — по моему мнению, это шутка прескверная.
— Мне пятьдесят лет, и я никогда не шучу, — отвечал благородный лорд.
— Значит, вы говорите серьезно?
— Вполне.
— Вам поручили задержать меня здесь?
— Совершенно верно.
— Ну, в таком случае, сударь, — сказал Арман, — я объявляю вам, что хочу уйти.
Лорд Г. улыбнулся.
— И немедленно, — прибавил сын полковника Леона, направляясь к двери, в которую он видел, как вошел лорд Г.
— Милостивый государь, — возразил джентльмен, — здесь у всех дверей хорошие запоры, а окна с толстыми решетками.
— Ну, что ж! Я позову на помощь, буду кричать…
— Вас не услышат. К тому же, — добавил англичанин, — вы не знаете, где вы находитесь…
— Я в Париже, полагаю.
— Да. Но только в отдаленном квартале, в глубине сада и в павильоне, откуда ваших криков никто не услышит.
