Виктор Смирнов - Милосердие палача
А может, это и не нищие вовсе? А полурота замаскированных махновских разведчиков? Очень даже возможно… Но Кольцов обругал себя: вот он и становится той пуганой вороной, которая боится куста. По дуге Николаевской улицы он спустился к дому Старцева, но сразу входить не стал. Пошел к берегу Харьковки, взглянуть на хибару Лены. Увидел приземистый домишко: сквозь темноту, подчеркиваемую еще слегка светящимся небом, было заметно, как он осел на один бок.
Окна в хибаре не светились. Или спят, или экономят свои лучинки. Все сейчас приходится экономить. А может быть, их здесь уже нет? Уехали… Кольцов ощутил неожиданную боль. Он не хотел, чтобы Лена уехала. И боялся встречи с ней.
«Нет, не сейчас. Не сегодня».
Он повернул обратно к дому Старцева. Линия хибарок резко оборвалась и перешла в стену высоких, двух– и трехэтажных домов. Редко где виден был огонек в окошке. Электричество сюда не подавали, берегли последние мощности электростанции для центра, для всяких военных и штабных учреждений.
Подъезды в домах были высокие, похожие на порталы, но Кольцов знал, что почти все двери заколочены: люди почему-то стали использовать черные ходы, со дворов. Революционная мода. Парадный подъезд становился нелеп, как смокинг или галстук. Его отнесли к буржуазным пережиткам. Тем более что следить за чистотой парадных подъездов стало некому: дворников заменили общественными дежурными.
Кольцов усмехнулся. Какими ясными казались ему те мартовские, а потом ноябрьские утра семнадцатого года, когда скинули царя, а затем объявили переход к социализму. Казалось, один шаг до счастья. Стоит только протянуть руку. Но вот прошло три года, и не стало даже электричества. Ну что ж, с пути не свернешь! Надо надеяться на план ГОЭЛРО, над которым якобы начал работать сам Ленин. Вот когда загорятся огни даже в селах, которые сейчас под махновцами! Свет вытеснит тьму!..
Возле одного из подъездов, у закрытой высокой двери с выбитым витражным стеклом вверху, Кольцов увидел какую-то огромную, массивную, словно впечатанную в дом фигуру. У нее, несомненно, были человеческие очертания, но ее неподвижность наводила на мысль о том, что это, возможно, каменное или бетонное украшение дома, некое подобие средневекового рыцаря, которых ставили у подъездов или на уровне бельэтажей нувориши – владельцы шахт, рудников, железных дорог.
Статуя шевельнулась, переминаясь с ноги на ногу, не решаясь, однако, сделать хотя бы шаг. Кольцов мгновенно вытащил один пистолет, а второй продолжал держать в кармане, направив дулом на странную гигантскую фигуру. Некоторое время он стоял, замерев, пытаясь разгадать дальнейшие действия незнакомца.
Но «каменный рыцарь» тоже застыл. Черт знает что… какие-то картинки из Гоголя с его Вием и колдунами. Кольцов даже ощутил озноб. Нажать на курок – и дело с концом, все станет ясно.
– Смотри не стрельни по дурости, – вдруг хрипло произнесла фигура.
Павел сразу узнал неповторимый басок и характерный выговор Левы Задова.
– Стою и думаю: Кольцов чи не Кольцов? – сказал, и по движению кармана его объемистого плаща Павел понял, что и он держал оружие на взводе. – Если не Кольцов, то не жалко и пристрелить, а вот если «своего» потеряешь – больше такого не найдешь.
Странно, и Кольцов тоже был рад встрече с этим гигантом, в котором свойства малого ребенка сочетались с повадками живодера. Теперь не надо посылать связных к Махно и рисковать их жизнями. Да и вообще, Левка казался Кольцову находкой на долгие времена.
– Как ты меня нашел? – спросил Кольцов.
– Это кто кого нашел… Я просто стоял… Адрес твоего профессора Старцова нетрудно узнать. А где тебя еще шукать, если не у него… У «Бристоля» тоже человек дежурит.
– Однако разведка у тебя.
– Как же без нее… Ладно, балачками не время заниматься, бо некогда мне, да и тебе, сдается, тоже… Слухай. Завтра ранним утром пойдет в Харьков наша разведка. Опять под видом свадьбы, на четырех тачанках. Только уже по Волчанскому шляху, где их раньше не видели. Если разведка удастся, то послезавтра двумя эшелонами, вроде как из Москвы, по Полтавской железке, под видом Тридцать второго полка ВОХР, в город въедут наши хлопцы. Документы, красные знамена, «богатырки» – всё как надо. Даже чубы батько приказал обрить, шоб сошли под новобранцев. С вокзала и начнут, а дополнительные силы пойдут от Чугуева и от Новой Баварии. Железку и мосты подорвут, так что на подмогу бронепоездов не надейтесь…
Лева помолчал, ожидая, пока Кольцов усвоит эти сведения.
– Что это ты вдруг такой милосердный? – спросил Кольцов. – С батькой не поладил?
– Нет, за батьку жизнь отдам. А пацанов жалко. Головы сложат, а Харьков вы все одно через неделю, а то и раньше, назад возвернете.
– Это точно.
– Значит, так. Если в шесть утра вы задержите и обезоружите «свадьбу» на Волчанском, батько на город не пойдет. Побоится без точных сведений. И я еще добавлю, шо в городе полно войск, артиллерия…
Левка ухватил своими пальцами-тисками рукав Кольцова:
– Только вот что… Это уже моя личная просьба. Вы «свадьбу» арестуйте, но хлопцев не стреляйте. Пусть посидят, а там, может, и до перемирия дотолкуетесь. Очень много люти опять выльется, если постреляете. Батько красных вообще в плен не станет брать. Кому это надо? У вас же тоже пацаны в большинстве своем в армию пошли… последний резерв… Землю и так хорошо кровью полили, боюсь, ничего на ней не станет расти… Может, хватит?
– Я постараюсь, – сказал Кольцов.
– Постарайся… – В голосе Левки, однако, звучала некоторая усмешка. – Только не так, как с перемирием постарался… Такое получилось перемирие, что вода в украинских речках почервонела…
– Не успел. Но я сделаю все, что смогу.
– Если своей жизни не будешь жалеть, то и другие спасешь, – сказал Левка наставительно.
– He тебе, Лева, меня учить, как жизни сберегать.
– Не мне, – согласился Задов. – А все же… Тех хлопцев, шо вы повязали в Волновахе, между прочим будь сказано, чекисты в Мариуполе постреляли… И я в том тоже виноват. Шо ж за скаженная такая история, скажи ты мне, ты грамотный: если одну жизню пожалеешь – дюжиной заплатишь… Ладно, прощевай!
Он вздохнул и вдруг исчез. Даже шагов этого грузного мужика не услышал Кольцов. Как будто в сторону деревьев, росших на обочине, удалился – и то ли слился с домом, то ли свернул в черноту двора. И еще увидел Кольцов несколько теней, которые так же бесшумно скользнули вслед за Задовым и также растворились в густой темени.
До утра оставалось еще около шести часов. Надо было идти поднимать на ноги городскую ЧК и Рафаловича. Ночь предстояла бессонная. Однако Кольцов все же решил зайти к Ивану Платоновичу, раз уж настроился повидать его и оказался среди ночи возле его дома.
