Сесил Форестер - Трафальгарский ветер
— Дальше мы пойдем пешком, сеньор. Вам придется завязать глаза.
Вот это новость! Мало того, что он вынужден якшаться со всяким отребьем, так они еще собираются подвергнуть его унизительной процедуре. Первым побуждением Хорнблоуэра было отказаться, но на помощь пришла холодная логика. Что толку, если он откажется? В лучшем случае, его отвезут обратно, в худшем — оставят здесь с пулей в груди или просто скинут в ближайшую пропасть. В любом случае он не выполнит задание. Ничего не поделаешь — разбойники тоже обязаны заботиться о собственной безопасности. Придется ему в очередной раз подчиниться правилам чужого монастыря.
— Извольте, — сказал, глубоко вздохнув, капитан. По знаку старшего, один из разбойников завязал ему глаза плотной повязкой черного шелка, закрывшей почти все лицо. Теперь он даже под ноги смотреть не мог. Но и этого разбойникам показалось мало. Один из них взял его за плечи и начал вращать вокруг своей оси, чтобы окончательно лишить способности ориентироваться. У Хорнблоуэра закружилась голова. Когда новая пытка закончилась, кто-то взял его за руку и повел за собой, как маленького ребенка. За спиной он слышал стук копыт и шумное дыхание ведомых в поводу коней.
Идти пришлось довольно долго. Поводырь Хорнблоуэра то и дело поворачивал в разные стороны, меняя направление, чтобы совсем сбить его с толку. Терпеливо и без жалоб брел капитан за проводником, стараясь поменьше спотыкаться на неровностях почвы. Но вот в лицо ему пахнуло прохладой и сыростью. Копыта за спиной стучали глуше, и звук этот словно умножался, создавая иллюзию, что сзади не четыре лошади, а целый эскадрон. Горацио без труда догадался, что его ведут куда-то по подземному туннелю. Отсюда уже легко было сделать логический вывод — штаб-квартира главаря разбойников находится либо в потайной пещере, либо в горной долине, соединенной с остальным миром секретным туннелем, по которому он сейчас идет. Ну что ж, время покажет, какая из двух гипотез окажется верной.
Поводырь резко остановился, и капитан, не ожидавший этого, едва не врезался ему в спину. Чьи-то руки развязали узел на затылке и сдернули с лица Хорнблоуэра порядком осточертевшую повязку. Он расправил плечи и с любопытством огляделся по сторонам. Горацио находился в пещере, причудливо освещенной множеством факелов, укрепленных вдоль стен. По размерам пещера не уступала базарной площади провинциального городка. Потолка он разглядеть не смог в сгущающемся над головой мраке. Он мог уходить ввысь, с равным успехом как на десяток ярдов, так и на несколько сотен. И эта пещера была не единственной, а только первой в цепочке. Из нее открывалось целых три выхода, ведущих, надо думать, в другие подземные залы. Догадка Хорнблоуэра быстро подтвердилась. Его спутники не стали задерживаться в первой пещере, а сразу последовали в левый боковой проход, приведший их через несколько десятков футов во второе подземное помещение, меньше предыдущего по ширине, но более вытянутое. Хорнблоуэр разглядел в боковой стене несколько десятков естественных или рукотворных ниш, многие из которых были завешены пологом. Вероятно, в этих нишах помещались члены банды, а также склады оружия и припасов.
Но и в этой пещере они не остановились. Не обращая внимания на вопросы и оклики двух или трех десятков находившихся в пещере людей, чернобородый уверенно вел Хорнблоуэра в дальний конец пещеры, где путь им преградила толстая дубовая дверь, возле которой стояли двое часовых с мушкетами. Один из них кивнул, увидев лицо «араба», и, с интересом оглядев с ног до головы капитана, постучал в дверь, прислушался, отворил ее и вошел, аккуратно прикрыв за собой. Через минуту он вышел снова и заговорил, обращаясь к чернобородому:
— Дон Антонио доволен тобой. Вы трое можете отдыхать. А вы, сеньор, следуйте за мной.
Хорнблоуэр ожидал увидеть что угодно, только не открывшуюся его взору картину. Из сырого полумрака пещеры он попал, казалось, в гостиную богатого купца или даже лорда. Ничто здесь не напоминало о том, что над головой и со всех сторон находятся многофутовые слои горных пород, отделяющие это потайное убежище от свежего воздуха и солнечного света. Большая комната, не уступающая по площади адмиральской каюте «Виктории», была ярко освещена множеством свечей, укрепленных не только в многочисленных канделябрах по стенам, но и в подвесной люстре из настоящего хрусталя, представлявшей собой, должно быть, целое состояние. Паркетный пол из редких пород дерева радовал взор матовым блеском и был устлан драгоценными персидскими коврами. Парчевые гобелены украшали стены, а потолок был покрыт лепниной, изображающей какой-то сложный восточный орнамент. Прекрасная мебель из красного дерева в современном стиле дополняла обстановку, но больше всего поразили Хорнблоуэра картины в тяжелых золоченых рамах и огромный книжный шкаф. Все это настолько не вязалось с мысленным обликом вожака разбойников, сформировавшимся в голове капитана, что он едва не упустил из внимания этого самого вожака, расположившегося в удобном кресле за большим письменным столом и в упор разглядывающего гостя.
Атаман Запата выглядел довольно молодо для человека, наводящего ужас на юго-западные провинции Испанского королевства. Возможно, он приходился Горацио сверстником. Точнее судить было трудно, так как лицо атамана закрывала черная полумаска, какие надевают обычно на костюмированных балах или во время карнавала. Когда он заговорил, речь его показалась Хорнблоуэру культурной и правильной, хотя судить об этом с уверенностью он не взялся бы, сам не владея испанским в достаточной мере.
— Рад приветствовать вас в моей скромной обители, сеньор?.. — Запата поднял голову и выжидающе уставился на Хорнблоуэра.
— Горацио Хорнблоуэр, капитан Флота Его Величества, — представился он и, в свою очередь, посмотрел на атамана.
— Можете называть меня дон Антонио, капитан…
Неоконченная фраза не застала Хорнблоуэра врасплох — нет, никогда ему, наверное, не услышать из испанских уст своей фамилии, произнесенной должным образом, — поэтому капитан опередил попавшего в несколько неудобное положение разбойничьего атамана:
— Счастлив встрече с вами, дон Антонио, — поклонился Горацио, уже настроившийся на обычный для испанцев обмен любезностями, способный затянуться очень надолго.
— Как поживает мой добрый друг сеньор Каррон? — осведомился Запата светским тоном.
— Благодарение Богу, он здоров и в скором времени ожидает назначения с повышением по службе, — столь же любезно ответил Хорнблоуэр.
То ли атаман был воспитан в других традициях, то ли в нем любопытство взыграло, но как бы то ни было, он отказался от освященного веками церемониала и сразу, что называется, «взял быка за рога».
