Максим Войлошников - Декабрист
— А вы говорите, что пираты не существуют! — заметил Оболенский, невозмутимо прочищая ствол своего ружья.
— Так это же не пиратская эскадра, о каких мы давеча говорили: у этих даже пушек не было — одни горшки с вонючей смесью! — ответил за Чижова Ломоносов. — Кстати, все-таки интересно, что у них там дымилось, в этих горшках?
— Наверняка горючие материалы: смола, селитра, также, судя по цвету дыма, — сернистый мышьяк и еще какая-нибудь дрянь, от которой можно помереть, если надышаться! — заметил артиллерист Горбачевский. — Мы бы сами за борт попрыгали, чтобы не задохнуться, если бы они попали нам на палубу!
— Не знали узкоглазые только, с какими отпетыми связались! — захохотал разбойник Орлов.
Было уже начало августа. Пройдя Тайвань, путешественники вышли в Южно-Китайское море, тянувшееся на юг до Индокитайского полуострова. До порта Гуанчжоу осталось недалеко. Наконец показался гористый, покрытый тропическим лесом остров Гонконг, фланкирующий вход в бухту Гуанчжоу. Еще оставалось десятилетие до его грядущей колонизации англичанами. Пока сыны Альбиона обустраивали захваченный недавно остров Сингапур в Малаккском проливе.
Обойдя Гонконг, на противоположном берегу бухты русские увидели городок, над которым поднимались шпили. В подзорную трубу, переходившую из рук в руки, можно было различить, что многие дома европейские, а шпили — колокольни католических соборов.
— Что это? — воскликнул, отрываясь от окуляра, пехотный капитан Тютчев, бывший семеновец, обычно довольно молчаливый. — Здесь, на Востоке, — европейский город?
— Макао, колония португальцев, — сказал Чижов. — Они были первопроходцами в Гуанчжоу, или Кантоне, как мы его называем, — появились там еще в начале шестнадцатого века…
— А где же Кантон? — спросил Барятинский, как всегда, самый любопытный.
— Он в сотне верст, вверх по Жемчужной реке. Мы туда поднимемся, — ответил Чижов.
Действительно, бухта на самом деле представляла эстуарий широкой реки, и движение судов было весьма оживленным. Плыли вниз и вверх по течению как многочисленные джонки, так и европейские суда. Флаги почти всех европейских стран можно было найти на реке Жемчужной и у причалов Гуанчжоу.
Следовало приготовиться к встрече на борту китайских должностных лиц. Чтобы не давать подозрений, орудие снесли в трюм, а лафет разобрали. Ружья тоже спрятали.
Через пару часов к потрепанному морем «Неустрашимому» действительно пристала лоцманская лодка, отошедшая от берега. Лоцман-китаец был одет в куртку и брюки из синей хлопчатой дабы. Он бегло говорил на ломаном английском и с интересом разглядывал оборванную после почти трехмесячного путешествия команду, слишком многочисленную для небольшого суденышка. У лоцмана был выбрит лоб и заплетена коса на спине. Эта манчжурская прическа означала верноподданость, а за срезание косы полагалась смертная казнь.
С лоцманом вел беседу Чижов, хорошо знавший по-английски, как и многие моряки. Кораблик медленно поднимался против течения. Чжуцзян, или Жемчужная река, — третья по длине в Поднебесной империи после Янцзы и Хуанхэ. Она не уступала по ширине Амуру в низовьях.
На реке виднелось множество рыбацких лодок и суденышек ловцов жемчуга. Так как продукты были на исходе, при содействии лоцмана купили на серебро с одной из джонок рису, овощей и козу, мясо которой было деликатесом для испостившихся моряков. Они с интересом рассматривали многочисленные селения и городки, протянувшиеся вдоль реки. Однако праздными наблюдателями русские оставались недолго. Воспользовавшись тем, что у людей прибыло сил, Чижов затеял генеральную уборку, и суденышко было вычищено от киля до клотика. Подобное чрезмерное стремление к чистоте могло бы вызвать удивление китайца, если бы он не был давно знаком с этой манией европейцев.
Гуанчжоу открылся через день, в сотне верст от устья, на излучине реки, обегающей горы. Это был огромный зеленый город, у бесконечных пристаней которого, протянувшихся вдоль реки, скопились сотни разнообразных европейских судов и бесчисленное множество китайских джонок. На суше повсюду виднелись китайские крыши с задранными вверх углами, возвышались пагоды и храмы. Это был один из древнейших торговых городов мира.
…Пристав к берегу, они щедро расплатились с лоцманом, дабы о них пошла добрая слава. Повсюду точно муравьи сновали тысячи кули в куртках и штанах из синей дабы. Вскорости явился китайский портовый чиновник в форменной синей курме. Ломоносов через переводчика объявил ему, что они русские зверопромышленники, приплыли с Камчатки и предполагают наняться на корабли, идущие в Европу. Судно же свое намереваются продать. Чиновнику сделали щедрый подарок, чтобы закрыть вопрос о корабельных бумагах, и он внес необходимую запись в портовый журнал.
Итак, перед Ломоносовым и его товарищами стояло несколько задач: сбыть с рук судно, уже довольно сильно протекавшее. Найти сбыт золоту, украшенному совсем неуместным государственным гербом России, обменяв его на ходячую серебряную монету. Найти вместительное судно, которое за полную или частичную оплату возьмет их всех на борт и доставит в Европу.
Стали обсуждать, водворяться ли им на берегу, или всем оставаться на кораблике, пусть уже и изрядно поднадоевшем теснотой. Решено было все-таки ночевать всем вместе, на судне, не переселяясь в гостиницу. В этом решении их укрепила неистребимая вонь, характерная для густозаселенных китайских кварталов.
Город ошеломил мореплавателей своими огромными размерами, чужеродной архитектурой, массой лиц, принадлежащих другой расе, бесчисленными толпами людей, храмами незнакомых религий, бесчисленными жилыми лодками на воде. Только Арбузов, бывавший в кругосветке, видал что-либо подобное. Гуанчжоу был обнесен высокой стеной, в которой сделана дюжина ворот. Сотни его узеньких кривых улочек с бесчисленными лавками вдоль них способны запутать, закружить кого угодно.
Прельшенные мягкими теплыми вечерами города, его зелеными улицами вдоль каналов, его всевозможными приманками и увеселениями для усталых мореплавателей, люди осадили Ломоносова, и он принужден был расстаться с некоторой частью весьма оскуделых общественных финансов. При этом он настрого всем наказал ходить только группами и не играть даже по маленькой.
Гуанчжоу знает, как привлечь и развлечь прибывших с другого конца земли мореплавателей. Город был основан еще первым китайским императором Цинь-Шихуан-ди две тысячи лет тому назад и уже тогда был известен как «Разгульный город». С тех пор он бывал столицей самостоятельных княжеств и имперских провинций, менял названия и даже местоположение. Но еще в древние времена, в эпоху династии Тан, больше тысячи лет тому назад, сотни и тысячи кораблей приплывали сюда, чтобы везти на запад китайский шелк и другие товары. С середины XVIII века Кантон стал единственным портом, через который велась международная торговля империи.
