Роберт Ши - Монах: время драконов
В ясном свете утра самураи и китайцы в изумлении наблюдали, как монголы сворачивают лагерь и приготавливаются отходить.
– Они думают, что мы откроем ворота, как только они скроются за горизонтом, – сказал Юкио. – Затем они с ревом вернутся и застигнут нас врасплох.
– Но они в любом случае овладели бы городом – не сегодня, так завтра, – ответил Дзебу. – И едва ли им удалось бы захватить нас врасплох, если бы мы послали им вслед разведчиков.
Ступая по битому камню, покрывавшему верх стены, подошел правитель Лю.
– Итак, то, что я слышал, оказалось верным. Они действительно собираются уходить.
Дзебу наблюдал, как монголы грузят самые большие из юрт на повозки, снимают и войлочное покрытие с деревянных каркасов более мелких шатров. Инженеры кинь развязывали канаты и выбивали клинья, которые соединяли осадные машины. Другие откапывали основания хуа пао.
Юкио по-прежнему был убежден, что отступление являлось трюком. Лю предполагал, что на подходе была освободительная армия китайцев, а быть может, эту армию монголов вызвали, чтобы отразить контратаку китайцев где-нибудь в другом районе боевых действий, Дзебу считал, что только какое-либо требование законов самих монголов могло заставить их уйти от верной победы.
– Только что-то очень для них важное могло вызвать это, – сказал он.
Осаждающие разместили заслон из тяжелой кавалерии на другом берегу Рун ху, недалеко от загона, в котором на голой земле сидели тысячи пленных, выживших во время боевых действий. «Пленные, – подумал Дзебу, – видимо, радуются тому, что все еще живы и скоро смогут вернуться домой».
Пронзительный голос отдал команду стоявшим наготове всадникам. Они выстроились в длинную линию и шагом начали объезжать загон. Еще один приказ, и они осыпали пленных градом стрел. Дзебу мгновенно закрыл глаза и сжал кулаки, когда крики и мольба о пощаде стали резать ему уши. Китайские солдаты на стене выкрикивали проклятья в адрес врага и молитвы умирающим. Они пытались стрелять в монголов, но их стрелы не достигали неприятеля. Убийство такого количества невинных людей вызывало у Дзебу такую же боль, какую могла бы вызвать зазубренная стрела, пронзившая его собственную грудь.
Снова и снова монголы объезжали загон для рабов, посылая стрелы туда, где сохранялось малейшее движение.
– Они устроили бы эту бойню в любом случае, – сказал Юкио.
Дзебу заметил, что Лю повернулся спиной к происходящему и по его бледным щекам текли слезы.
– Я не знаю, что хуже, – прошептал он, – видеть отрубленную голову собственного сына или избиение моих беспомощных людей.
Теперь монголы слезли с лошадей и строем шли по загону. Они обнажили свои сабли и осматривали тела, обезглавливая или закалывая тех, кто еще оставался в живых. Вспомогательные отряды следовали за ними, вытаскивая из трупов стрелы.
Юкио тоже отвернулся.
– В этом не было никакой надобности. Совсем никакой, – хрипло произнес он. – Правду говорят, что монголы нелюди.
«Если они действительно такие, – подумал Дзебу, – то кто же я? Они мои соотечественники, но я получил совсем другое воспитание. Я скорее умру, чем сделаю то, что делают сейчас они. Отвратительно убивать бедных крестьян, но как они могут сотнями казнить женщин и детей?»
Чингисхан, повелитель Аргуна, приказал казнить всех из рода Дзамуги, и Аргун пытался убить Дзебу, когда тот был еще ребенком. Для человека, пускавшего стрелу в ребенка, вцепившегося в юбку матери, происходящее сейчас не могло казаться отвратительным. Юкио, лицо которого было багровым от ярости сказал:
– У нас тоже есть пленные. Давай покажем, что мы можем быть такими же беспощадными, как и эти монголы. – За время осады пленили более сотни монголов и почти триста воинов из вспомогательных войск.
– Нет, – отказался Дзебу, – я не стану срамить себя убийством тех, кто не может сражаться со мной.
– Монголы всегда убивают пленных, – сказал Лю. – Быть может, если оставим своих пленных в живых, даже возвратим их врагу, то тем самым покажем им, что есть другой путь. Наш учитель Конфуций говорил: «Не делай другим то, что ты не хочешь, чтобы другие сделали с тобой». Если сегодня мы не станем убивать монголов, возможно, они сохранят жизнь китайцам завтра.
– В своей стране мы всегда казним захваченных в плен воинов, – сказал Юкио, – Оставлять в живых людей, которые смогут завтра напасть на тебя, глупо.
– Несколько сотен монголов и других людей, которых мы захватили, не представляют для нас большой опасности, – возразил Дзебу. – Я лично передам их Аргуну.
– Прошу меня простить, Дзебу-сан, – сказал Юкио, – но, по-моему, ты совсем сошел с ума.
– Я пойду как посол. Жизнь посла для них священна.
– Слишком большое искушение для Аргуна, – сказал Лю.
– Он посвятил годы жизни и отправлялся в дальние и опасные путешествия, пытаясь убить меня. Его верность законам будет гарантией моей безопасности.
Юкио смотрел на Дзебу широко раскрытыми глазами.
– Я могу запретить тебе передавать этих людей Аргуну. Могу приказать казнить их.
Дзебу кивнул:
– Да, господин Юкио, можешь.
Юкио отвернулся.
– Давай. Можешь делать любую глупость.
Когда Дзебу вошел в лагерь монголов, он смог обратиться к одному из офицеров на языке варваров, представившись послом из Гуайлиня и требуя встречи с Аргуном Багадуром. Его языковая практика с пленными хорошо послужила ему.
Гурхан сидел верхом на широкогрудой серой степной лошади, уперев в бедро руку в перчатке. Его глаза были цвета облачного зимнего дня.
– Посол, да? Так издеваясь над законами моего народа, ты гнуснее больной собаки.
– Я и не думал издеваться, гурхан, – сказал Дзебу, спокойно глядя на него. Реакция Аргуна не удивила его. «Он, должно быть, ненавидит меня так же сильно, как я его», – подумал он.
– Итак, ты выучил еще несколько слов из языка своего отца, – сказал Аргун, иронически улыбаясь. – Быть может, ты хочешь стать одним из нас? К сожалению, подчинившись нашим законам, ты умрешь немедленно. – Его лицо потемнело. – Если ты действительна являешься послом, как заявляешь, подойди ко мне подобающим образом. Слезай с коня. Лицом в землю.
Дзебу замешкался. Но Аргун имел право требовать почтения к себе со стороны посла. И не говорилось ли в «Наставлении зиндзя»: «Какую бы роль ты ни играл, проявляй свое внутреннее совершенство, исполняя ее надлежащим образом». Дзебу слез с лошади. Сырая земля от тысяч копыт превратилась в коричневую жижу, В такой позе он стал ждать.
Наконец Аргун раздраженно произнес:
– Вставай, от тебя мне нужно не это.
Дзебу поднялся, вытирая со лба грязь тыльной стороной ладони.
