Виталий Гладкий - Повелители волков
В отряде, который охранял гонца, находился и Саураг. Он привез царю скифов свою воинскую добычу — плененного темника Фарнабаза. Когда Иданфирсу сказали об этом, он вышел из шатра и увидел зрелище, которое пролилось на его старое сердце медовым молоком.
Возле входа в шатер гарцевал на великолепном нисейском жеребце молодой воин в очень дорогом доспехе, который могли позволить себе только знатные скифы. Начищенная сталь и бронза так блистала под солнечными лучами, что на Саурага нельзя было смотреть не щурясь. Когда появился Иданфирс, он и не подумал слезть с коня, лишь поклонился царю. Чинопочитание у скифов наподобие принятого при дворе царя Дария было не в чести, тем более — в походе. Воин не обязан был спешиваться ни перед военачальниками, ни перед вождями; скиф и его конь считались одним целым.
— Великий царь! — Саураг от волнения даже немного охрип, но прокашляться не решался. — Я привез своего пленника. Это темник персов Фарнабаз.
Знатные воины и старейшины, окружавшие царя, взволнованно загудели. Фарнабаз! Он был одним из лучших военачальников царя Дария. Именно Фарнабаз командовал воинами, которые несколько лет назад разбили большой отряд скифов, совершавших очередной набег на земли персидской империи.
Такие набеги случались регулярно. Обычно их затевали на свой страх и риск вожди мелких скифских племен, которые в мирное время лишь номинально подчинялись царю всей Скифии Иданфирсу. Иногда они объединялись, и тогда отряды скифских гиппотоксотов представляли собой силу, с которой не могли справиться даже большие воинские гарнизоны царя Дария. Причиной этих набегов чаще всего служили голодные годы. Обнищавшие и оголодавшие скифы готовы были умереть, но накормить свои семьи.
Но нередко бывали случаи, когда в поход на чужие земли шла скифская молодежь — не столько за добычей, сколько за воинской славой. Ведь кочуя со стадами, не добудешь воинской славы, а что за воин без скальпа на уздечке коня?
Иданфирс бросил взгляд на коня Саурага и довольно улыбнулся — скальпов было столько, что и не сосчитать. Бахрома из человеческих волос обрамляла не только уздечку, но и нагрудный ремень жеребца, который применялся лишь в том случае, когда некуда было цеплять воинские трофеи.
— Я хочу выкупить у тебя твою воинскую добычу, — сказал Иданфирс.
— Этот пленник не продается, — гордо ответил Саураг.
В толпе знати послышались недоуменные и негодующие возгласы — как посмел?! Не обращая на это внимания, Саураг продолжил свою речь:
— Это мой подарок тебе, великий царь.
Послышался единодушный вздох облегчения, и все заулыбались. Юный воин оказался не только отменным храбрецом, но еще обладал и дипломатическим талантом. Кто он? Какого племени? Из какого отряда? — загомонили между собой старейшины и знать. Видимо, эти вопросы держал в уме и царь, когда ответил:
— Поистине царский подарок… Принимаю и благодарю. Но кто ты?
Подросток несколько смешался, однако сумел взять себя в руки и ответил, опустив голову:
— Я Саураг, пастух… А ныне гиппотоксот из отряда Ариапифа.
Бастак, который стоял вместе со знатью и все пытался вспомнить, кого напоминает ему лицо блистательного воина, от неожиданности икнул. Саураг! Негодный мальчишка, выставивший его, знатного воина, на всеобщее посмешище! Бастак скрипнул зубами и, наверное, в сотый раз поклялся отомстить Саурагу и всем своим врагам и недоброжелателям. А их у Бастака было немало — несмотря на знатное происхождение, его сторонились и уважаемые воины, и старейшины. Все давно утвердились во мнении, что он трус и неудачник.
— Нет, ты уже не гиппотоксот, — сказал царь. — Отныне ты воин царской дружины. Честь тебе и слава! Вайу![79]
Воинский клич скифов, подхваченный многими голосами, пронесся над станом словно буря. Саураг едва не свалился с коня от счастья. Обычно так приветствовали только самых выдающихся воинов, которые совершили не один подвиг. Подросток, уже освоившийся в роли гиппотоксота, не считал пленение Фарнабаза чем-то из ряда вон выходящим. Но то, что отныне он, простой, бедный пастушок, — воин царской дружины, куда принимали в основном представителей знати, и то не всех, а лишь тех, кто отличился на поле брани, было и впрямь его победой. Мог ли он об этом мечтать еще месяц назад?
Впрочем, теперь Саураг не был бедным. Он продал нисейских жеребцов, которые достались ему после боев с персами, за большие деньги, и отправил увесистый кошелек с золотом старому Коудзаю с оказией — обозом, который вез на излечение раненных гиппотоксотов; у старика золотые кизикины и дарики будут в большей сохранности. Себе он оставил трех коней: того, что под седлом (мидийского жеребца), и двух заводных — крепкую и выносливую скифскую лошадку и трофейного парфянского жеребца. Они несли на себе воинскую добычу Саурага, в том числе доспехи и оружие — уж чего-чего, а этого добра у подростка хватало.
Пообщавшись с юным храбрецом, Иданфирс вернулся в шатер. За ним последовали и военачальники — собирался большой совет. Нужно было обсудить главный вопрос: как дальше вести боевые действия против персов?
— …Перс до сих пор думает, что мы ушли в бесплодные пустыни. — Таксакис громко хохотнул; за ним засмеялись и остальные вождя скифов. — Крепости строит, валы насыпает… Думает, что ловушка захлопнулась. И даже не подозревает, что мы уже давно находимся не там, где он предполагает.
Отличное знание местности позволило основной массе скифского воинства оторваться от преследователей и зайти армии Дария в тыл. За рекой Оар, вдоль правого берега которой строил свои крепости персидский царь, остались лишь несколько отрядов гиппотоксотов. Их главной задачей были регулярные нападения на передовые охранения персов для демонстрации «отчаяния» загнанного в «ловушку» войска царя Иданфирса. Скифы могли напасть в любое время дня и ночи, что совсем вымотало персидское воинство, для которого опять наступили голодные дни. Скудная растительность окрест и вдруг исчезнувшие стада скифов, прежде регулярно попадавшиеся на пути армии Дария, заставляли затянуть пояса потуже, а продукты и корм для лошадей, что с горем пополам умудрялись добывать фуражиры, были каплей в море.
Раненые и просто больные, не имея нормального питания, ежедневно умирали сотнями, а те воины, что были здоровы, бродили по лагерю словно живые скелеты, — все искали пищу. Съедено было все, что можно и что нельзя. В ход пошли и змеи, и ящерицы, и лягушки, и даже кузнечики. А уж крысы и вовсе считались деликатесом. Дошло до того, что у обозников начали воровать лошадей. Воры успевали съедать их за ночь, да так, что и костей не оставалась, поэтому найти преступников не было никакой возможности. Начальник тайной войсковой стражи Артасир рвал и метал, но ничего поделать не мог — его подчиненные тоже были не прочь поживиться хоть чем-нибудь, и если им перепадал лакомый кусочек, к примеру, конины, никто не спешил донести на того, кто угощал, потому как в следующий раз царского наушника и соглядатая могли «угостить» ударом кинжала в живот.
