Джон Биггинс - Под стягом Габсбургской империи
Итак, Джидда к началу ноября. Это казалось слишком хорошей новостью, чтобы быть правдой. До того как покинуть Циндао, мы слышали, что Турция благосклонно относится к Центральным державам и, скорее всего, вступит в войну на нашей стороне. Но даже если и не так, Джидда расположена всего лишь на противоположном берегу Красного моря от итальянской колонии Эритреи, а Италия уж конечно, хотя и по-прежнему сохраняла нейтралитет, была партнером Германии и Австрии по Тройственному союзу.
Если бы нам удалось добраться до Джидды на этом ковре-самолете, который чудесным образом подкинуло провидение, мы оказались бы дома либо через турецкую Аравию, либо на итальянском пароходе по Суэцу. Нет, предложение было слишком хорошим, чтобы от него отказываться, хотя речь и не шла о деньгах. В моем брезентовом поясе по-прежнему оставалось золото, как и в шкатулке с казной «Шварценберга», но я хотел сохранить деньги для тех приключений, что ждали нас на Красном море.
Я постучался в каюту Зварта, вошел и сообщил ему, что от имени своих людей я принимаю его предложение.
— Но я хотел бы добавить одно условие, — сказал я.
— Хмм... Что еще за условие?
— Что вы доставите семерых моих китайских матросов обратно в Ост-Индию и посадите их на борт первой же джонки, направляющейся на север Китая.
Несколько секунд взрыв выглядел неминуемым. Но потом он успокоился достаточно, чтобы ответить:
— Ба! Ну ладно, будь вы прокляты. Мы заключили сделку.
Вот так я должным образом заключил соглашение от имени Кайнделя, Старшего и Младшего беев из Вены и оставшихся пяти китайцев на работу во время всего плавания в качестве неоплачиваемых палубных матросов и кочегаров на пароходе «Самбуран». Что до стюарда Фердинанда Вонга, то Зварт настаивал на том, что даже он должен выполнять легкую работу, как только будет способен.
За первые пару дней плавания надежды на скорое выздоровление Вонга было мало: на самом деле, жуткая рана на его руке стала выглядеть только хуже. Его временно поместили в пустую каюту на верхней палубе, с правого борта, то есть на теневой стороне: там, по крайней мере, светло и можно было дышать. Мы накачивали его морфием из судовой аптечки, но было понятно, что необходимо предпринять серьезные меры, потому что на второй день, когда мы с Кайнделем меняли повязку, каюту наполнил тошнотворный запах разложения.
Началась гангрена. На борту не было врача, а Зварт не соглашался пристать к берегу, чтобы высадить раненого: по-моему, он смотрел на это как на наше личное дело, которое его не касалось. Похоже, предстояла ампутация выше локтя лишь с имеющимися инструментами и скудным опытом. Я посоветовался со вторым помощником, загорелым голландцем по имени Ян Хендрик Силано, куда более приветливым и полезным, чем Зварт. Я спросил у него, нельзя ли узнать, нет ли среди пассажиров доктора или хотя бы человека с опытом работы в больнице, который знает, как выполнить операцию.
Он ответил, что вряд ли: в основном паломники были простыми деревенскими людьми с северного побережья Целебеса и более мелких островов к востоку, да дело даже и не в этом. Они были особо правоверными мусульманами из самого восточного уголка исламского мира. Отсюда на ежегодный хадж отправлялось значительное число женщин и детей, к тому же, паломники придерживались в путешествии особо строгих правил. Как сказал второй помощник, согласно исламским законам, паломничество начинается только с прибытием в Мекку. Но эти люди считали всю поездку длиной в шесть тысяч миль паломничеством и верили, что любой контакт с неверным в это время осквернит священный ритуал и лишит их титула хаджи.
В силу необходимости они добирались до места назначения на голландском пароходе, но помимо этого вели на борту совершенно обособленное существование, пользуясь судном, как вода железными трубами.
С этой стороны бесполезно было ждать помощи. Похоже, мне придется добавить к списку своих умений навыки хирурга-любителя, имея под рукой лишь содержимое судовой аптечки и медицинскую книгу моряка (на голландском), и те инструменты, что мы сумеем раздобыть. Зварт обещал выдать для операции чистый стол и любое количество горячей воды из камбуза для стерилизации, но помимо этого он умывал руки. Я больше ничего не мог поделать, только прочитать все возможное про ампутации, закатать рукава и приступить.
К счастью, в «Scheepvaarders Geneeskundige Handboek» особо тщательно освещались ампутации, с многочисленными пошаговыми иллюстрациями, как отрезать практически любую конечность или орган, начиная с нарывающего пальца на ноге и заканчивая аппендицитом. Как я выяснил, главная задача при ампутации руки выше локтя заключалась в том, чтобы отрезать ее под углом в девяносто градусов, пока не перепилишь кость, а затем повернуть под углом в сорок пять градусов, оставив лоскут кожи, чтобы обернуть культю и зашить. Я запомнил вены и артерии руки и горячо надеялся, что всё окажется именно так, как показано на картинках. До сих пор мой хирургический опыт ограничивался перевязкой раздавленного пальца механику в бытность капитаном миноносца, да и то в качестве временной меры, пока мы не придем в порт.
Что касается медицинских препаратов, то об анестезии можно было не беспокоиться. В хорошо укомплектованной аптечке «Самбурана» имелись две склянки с хлороформом, так что нам с Кайнделем оставалось лишь одолжить на камбузе чайное ситечко и натянуть на него марлю, чтобы соорудить маску. Мы собирались приложить ее к лицу Вонга, и Кайндель выступил бы в роли анестезиолога, капая на маску хлороформ, чтобы пациент оставался под наркозом. С остальным дела обстояли не так хорошо.
В аптечке имелся скальпель, иглы и нити, но что касается пилы, то мы одолжили лишь ножовку из машинного отделения. Вместо зажимов для вен в запасах электриков нашлись только зубчатые прищепки. Второй помощник Силано снабдил нас острейшей бритвой, а также предложил свою помощь в качестве медбрата. По его словам, он служил старшим матросом в голландском ост-индийском флоте во время Ачехской войны на переломе столетий и наблюдал ампутацию на борту канонерки.
С приближением назначенного часа я чувствовал что угодно кроме уверенности. Выражение «бабочки в животе» даже и близко не описывает то бурление, которое я ощущал, перечитывая в медицинском справочнике указания относительно ампутации руки и в очередной раз проверяя, всё ли разложено рядом со столом. Обычно меня трудно вывести из равновесия, но тогда мной овладело тошнотворное предчувствие, будто что-то пойдет не так: то ли разойдутся швы на артериях, как только я зашью культю, то ли скользкая от крови ножовка не распилит кость, то ли подведет анестезия — в общем, случится катастрофа, и несчастный Вонг останется даже в худшем состоянии, чем прежде, а я буду корить себя за то, что взялся за операцию.
