Роберт Святополк-Мирский - Служители тайной веры
— Оставь меня в покое, Кожух. — глухо бормочет князь. — Я ведь сделал все, как ты хотел. И бумажку тебе послал... Почему ты смеешься, Кожух?! Постой, не уходи! Отчего ты не хочешь со мной поговорить?.. А кто там, за твоей спиной? Кто это? Эй ты, выходи, чего прячешься?! А-а-а, теперь я узнал. Федор. Ты снова вернулся. Я догадываюсь, кто тебе помог... Вон он стоит — Медведев... Ну-ка, постой, постой. Василий — кажется, так тебя зовут. Ты подожди меня там... Подожди,— Заискивающе попросил Семен и, взяв саблю, попытался встать.
Ноги не слушались его. Наконец он с трудом поднялся и, пряча за спиной саблю, направился в темный угол, и каждый шаг стоил ему неимоверных усилий. Но он шел и улыбался. Широко улыбался...
— Ты ведь не исчезнешь, Медведев, правда? Ты подождешь, пока я пойду к тебе, а?! И мы с тобой выпьем, как некогда пили в замке Горваль... помнишь? Мы с тобой тогда славно хлебнули... Ты еще рассказывал мне всякие забавные истории... И я так смеялся, так смеялся... Вот... Вот... Я уже рядом... Сейчас, дорогой, сейчас...
Князь подошел совсем близко, с торжествующим криком выхватил из-за спины саблю и разрубил пополам стоящего в углу Медведева. Но Медведев продолжал стоять и улыбаться насмешливо и лукаво...
Князь уронил саблю и, ссутулившись, побрел обратно.
Он слышал смех за спиной.
Семен обернулся и увидел, что Медведев уже не один. Его окружила целая толпа... Картымазов и оба Бартенева — отец и сын, Никифор Любич и Федор, Настенька и еще кто-то незнакомый... А потом вдруг откуда-то вынырнул Сафат...
— Ты тоже здесь, татарский пес?.. — без выражения, почти равнодушно спросил Семен.
Сафат зловеще подмигнул и сказал:
— Я считаю дни.
— Ну и считай... — безразлично отмахнулся князь и тяжело уселся за стол.Толпа призраков в углу паясничала и кривлялась, показывая на него пальцами.
— Конечно... — оправдываясь, сказал Семен, — вас вон сколько, а я — один...
Он швырнул в угол кувшин.
Кувшин со звоном разбился, и призраки исчезли.
Сразу наступила мертвая тишина.
— Ладно, ладно, — прошептал Семен, — ты обожди, Медведев... Я до тебя еще доберусь. Ты только обожди...
Белая Русь. Полесье, глухой бор.
Принц Макс изящным движением свесился с коня и легко прикоснулся осмоленным концом факела к догорающим углям. Факел вспыхнул, и, подняв его над головой, принц выпрямился в седле.
— Я готов!
— Хорошо, — сказал Антип.
Он сел в карету рядом с дочерью и попросил выйти сидящую напротив женщину, одетую в богатое нарядное платье.
— Простимся, Варежка!
— Может быть, не надо, а пап?.. — жалобно попросила девочка.
— Нет, дочка, надо. Тебе скоро одиннадцать лет, и я хочу, чтобы ты выросла настоящей барышней. Ты будешь учиться в Вильно, и все станут считать тебя дочерью богатого человека. Ты узнаешь все, что должна знать воспитанная при дворе девушка, а летом будешь приезжать ко мне и постигать тайны нашего ремесла. Хоть это и не девичье дело, но — кто знает? — может, оно тебе когда-нибудь да пригодится. А через семь-восемь лет, когда станешь взрослой и образованной, сама выберешь, где и как тебе жить. Принц Макс проводит вас до Вильно и будет привозить плату за обучение и передавать мои письма, а ты с ним — ответы. Все будут считать его твоим старшим братом.
— Ах, папочка, я вовсе не хочу ехать в Вильно... Я не смогу прожить без леса... Зачем ты это делаешь?
— Ты должна знать как можно больше о жизни... И о той, которую ведут там, и о нашей... Чем больше человек знает, тем легче ему бороться... Я ведь не запрещаю тебе вернуться в нее... Потом... Если ты сама этого захочешь.
— Конечно, захочу!
— Ну, так считай, что я назначил тебе семилетнее испытание. Это — приказ, а мои приказы в отряде, как ты знаешь, исполняются беспрекословно.
Варежка вздохнула.
— Я не плачу, папочка, — ты видишь, что я не плачу... А мне очень хочется заплакать, хотя я и не помню, когда плакала последний раз...
— Ты молодец, Варежка! Ну, прощай и запомни вот что: если случится со мной что-нибудь, есть в этом мире только один человек, которому я спокойно могу доверить твою судьбу... Ты знаешь, о ком я говорю и где этого человека найти?..
Варежка кивнула и, чуть поколебавшись, осторожно спросила:
— Ты говоришь о князе Андрее?
Антип нахмурился.
— Варежка, обещай мне, что ты постараешься не думать о князе Андрее, хорошо?
— Ладно... А почему не думать?
— Варежка, князь Андрей, возможно, очень хороший человек, но он — литовский князь, понимешь!
— Ну и что?
— Варежка, давай поговорим об этом, когда ты немного подрастешь...
— Ладно, отец, — вздохнула Варежка.
— Прощай и будь умницей!
Антип крепко поцеловал дочь и выпрыгнул из кареты. Зинаида села на его место.
— Езжай, Макс! — скомандовал Антип. — Да смотри, довези ее как следует и сам возвращайся невредимым!
— S bohem! — весело крикнул по-чешски Макс и с факелом в руке помчался вперед, освещая дорогу.
— Трогай!
Карета, запряженная шестеркой, двинулась и, переваливаясь на кочках, стала медленно удаляться вслед огоньку факела, неуклюже лавируя между деревьями.
Варежка высунулась из окна и помахала Антипу белой косынкой.
— Так в случае чего не забудь, кого искать, Варежка! — крикнул Антип.
— Помню — Медведев! — донесся из темноты звонкий голосок, и эхо дремучего бора повторяло последнее слово все тише и тише:
— Медведев!.. Медведев!.. Медведев...
Деревня Горваль, дом королевского бобровиика.
«...но князь неожиданно отказался от всех своих планов. Ни с кем не советуясь, он уехал в Вильно и, явившись к королю, своими руками уничтожил плоды долгой работы. Я уверен, что на это решение повлиял...»
Никифор остановился и отложил перо. Он хорошо помнил, как это было. Марья подробно описала внешность гонца, с которым прощался князь. Никифор сразу все понял. Но ведь Медведев был не виноват. Он, узнав об опасности, грозящей князю, спасал его от беды... Если сейчас упомянуть его фамилию, это может навлечь на голову молодого человека недовольство и даже месть тайного братства...
Больше всех виновата Верховная Рада, я ведь дважды торопил их с решением... Да и сам я хорош. Надо было рискнуть и сразу же взяться за это дело на свой страх... А Медведев тут ни при чем!
Никифор взял перо и закончил фразу:
... переменчивый и непостоянный нрав князя.
Никифор Любич удовлетворенно улыбнулся.
Так будет лучше. И живи спокойно, Медведев, ибо я благодарен тебе за то, что ты пришел ко мне в самую трудную минуту!