Кристофер Харт - Аттила
Аттила вспыхнул, несмотря на выпитый им кумыс. Подобная открытость претила ему. Он покачал головой остальным женщинам, взял девушку за бледную руку, увел ее за одну из занавесок, за которыми они спали, и задернул занавеску.
Остальные женщины вернулись на свои ложа и снова стали ждать. Они проведут всю жизнь в ожидании, а потом совсем состарятся, и их продадут, как домашних рабынь, по цене меньше, чем за мертвую лошадь.
Аттила снял с девушки рубашку и долго рассматривал ее тело. Она тоже решительно и молча смотрела на него. Наконец он толкнул ее на ложе и начал целовать. Потом замер, приподнял голову и снова взглянул на девушку. Все еще в благоговейном трепете от всего приключения в Женской Кибитке, Аттила вдруг начал мямлить, что им совсем не обязательно… делать все… если она не… и ему очень жаль…
Она притянула его к себе. Он удивился и пришел в восторг, когда она страстно поцеловала его. Потом девушка положила руки ему на грудь и сильно оттолкнула его.
— Что такое? — ошеломленно спросил Аттила, садясь.
Она мягко засмеялась.
— Нам совсем не обязательно… делать все… мне очень жаль… — передразнила она.
Потом наклонилась к нему и начала развязывать шнуровку на его рубашке.
— С чего ты взял, что я не хочу? — спросила она, выгнув брови. Стянула рубашку через голову и села верхом на обнаженную грудь Аттилы. — Иногда мне это тоже нравится.
Мальчик, открыв рот, уставился на нее. Тогда она накрыла его рот своим, и он больше ни о чем не думал.
***Теперь у Аттилы была своя кибитка и девушка, согревавшая ему ложе.
— Скоро опять начнем набеги, — заявил Руга, крепко хлопнув его по спине. — Надеюсь, ты привезешь мне взамен этой еще десяток шлюх. Она была лакомым кусочком мяса.
Мальчик вежливо улыбнулся.
3
Чанат
Почти через месяц одинокий всадник, обнаженный до пояса, с длинными, смазанными маслом волосами и роскошными усами, подъехал к Равенне. Сначала стражники перегородили ему путь, но когда он сообщил, кто он такой, они неохотно разрешили ему проехать, правда, в сопровождении вооруженного эскорта.
Наконец, после того, как у него отобрали коня, тщательно обыскали — оружия у него не было — и обязали приличия ради накинуть белый плащ на жилистые плечи, его допустили к императору Рима.
Сестра императора тоже присутствовала. Женщина, и сидит на собственном троне, будто ровня мужчине! Эти римляне, с отвращением подумал воин.
Он стоял, скрестив на груди руки, и, вместо того, чтобы почтительно опустить глаза к мозаичному полу, смел смотреть прямо в Божественное лицо императора Гонория.
Эти варвары, с отвращением подумал император.
— Asia konusma Khlatina, — произнес воин. — Sizmeli konusmat Ioung.
Началось крайне неаристократическое смятение — управляющие заметались по дворцу в поисках переводчика, понимающего отталкивающий язык гуннов. А в большой, тускло освещенной Палате Императорских Аудиенций воцарилась неловкая тишина. Гонец не отрывал взгляда от лица императора. Это было невыносимо. Гонорий уставился на свои колени. Его сестра холодно смотрела в лицо посланника гуннов. Его дерзкие раскосые глаза неприятно напоминали ей другого, более юного жителя степей.
Наконец переводчика нашли. Он явился в Палату с откровенно испуганным видом и встал, дрожа, за спиной воина-гунна, ожидая, когда тот заговорит. Воин повторил свои слова, и вид у несчастного переводчика сделался еще более потрясенным — незавидная участь переводить подобные оскорбительные вещи ледяному Императорскому Трону.
— Asia konusma Khlatina, — произнес воин. — Sizmeli konusmat Ioung.
Переводчик, заикаясь, сказал:
— Он говорит: «Я не говорю на латыни. Вы должны говорить на языке гуннов».
— Мы уже догадались, что он невежествен в изучении языков, — отрезала Галла Пласидия.
Император беспокойно покосился на сестру, снова повернулся к гонцу и через переводчика приветствовал его.
— Также, — добавила Галла, — наши приветствия вашему королю, благородному Руге.
Воин в ответ приветствий не передал. Опять воцарилась тишина, опять повисло смущение, мучительное, казалось, для всех, кроме воина.
В конце концов принцесса Галла Пласидия сказала переводчику:
— Как по-твоему, ты можешь побеспокоить его вопросом, чего ради он осчастливил нас своим милостивым появлением, причем именно сегодня? Что-то я плохо представляю себе, что он проехал весь путь из Бог знает какой отдаленной необузданной тьмы, просто чтобы сообщить нам, что не знает латыни.
Трясясь еще сильнее, чем раньше, переводчик обратился к гунну.
Воин остался невозмутим. Помолчав еще немного, он заявил:
— Меня зовут Чанат, сын Суботая.
Галла вскинула брови.
— Боюсь, я не имела удовольствия знать вашего отца.
Чанат проигнорировал ее сарказм.
— Я прибыл с известием от моего короля.
Император вздрогнул. Его сестра сжала губы, ставшие еще бескровнее, чем обычно, но промолчала.
— Одну луну назад, — продолжал Чанат, — племянник короля, Аттила, сын Мундзука, вернулся домой, в лагерь гуннов за горами Харвад.
Тишина.
— Он сказал нам, что бежал, хотя был заложником в этой стране, потому что вы, римляне, замышляли убить его.
— Он лжет! — вскричала Галла Пласидия.
С большой неохотой Чанат решил, что, раз женщина обращается к нему, он тоже должен обращаться к ней. Эти римляне…
— Он принц королевской крови, — холодно возразил Чанат. — Он не лжет.
Ледяной взгляд Галлы Пласидии и раскосые глаза гунна надолго впились друг в друга в огромном, хрупком пространстве Палаты Аудиенций. Первой отвернулась Галла.
— Впредь во все луны, и годы, и поколения, — докончил воин, обращаясь к Гонорию, — народ гуннов никогда больше не станет союзником Рима.
Император оторвал взгляд от колен — все это время он смотрел на свои собственные сплетавшиеся и расплетавшиеся потные пальцы.
— Вы собираетесь напасть на нас?
Галла негодующе поморщилась.
Чанат остался неподвижным.
— Я сказал то, что сказал.
Гонорий снова посмотрел на свои пальцы, подумал, что они ужасно похожи на личинки, и пронзительно выкрикнул:
— Я могу приказать убить тебя!
Галла уже хотела дать знак управляющему, чтобы тот подошел и сопроводил их к выходу, потому что аудиенция определенно подошла к концу, как вдруг воин снова заговорил:
— Все, что ты можешь сделать со мной, — он широко улыбался, словно это была шутка, — не будет столь ужасно, как то, что сделает со мной мой господин и повелитель, если я подведу его.
