Патрик О'Брайан - Миссия на Маврикий
— Ты даже представить не можешь, Стивен, как это меняет все будущее мужчины — иметь сына! — возглашал Джек. — Вот теперь мне вполне есть смысл посадить в имении грецкий орех. Да что там, заложу целую плантацию дубов!
— Девочки могли бы собирать грецкие орехи и бегать под дубами. А их внуки — уже срубить их.
— Нет-нет, это совсем другое дело. Сейчас, благодарение Господу, у них есть приданное — и они неизбежно выйдут за каких-нибудь сальных типов с фамилией что-нибудь вроде Снукс… Стивен, согласись, это — совсем другое дело.
Прямо перед пятью склянками Джека прервал приход Пуллингса, все еще не в своей тарелке, и до сих пор кипящего негодованием полковника. Ровно в пять склянок появился Киллик собственной персоной со словами:
— Кушать подано! — и неподражаемым жестом ткнул большим пальцем в сторону столовой, куда и проследовала вся компания.
Пуллингс ел свою баранину молча, без особого аппетита, полковник Китинг, хотя и мог, согласно обычаям, говорить свободно за коммодорским столом, оставался также нем, видимо, боясь спугнуть словами последний малый шанс, на который у него еще оставалась надежда. Стивен предавался размышлениям, хотя время от времени ему удавалось заполнять паузы в потоке бодрого красноречия Джека. Когда, наконец, долгий обед был закончен, выпили, чокаясь, теплого портвейна за короля, миссис Обри и новорожденного Потрясателя Вселенной, и гости удалились проветриться, Стивен сказал Джеку:
— Я даже не могу сказать, чем я больше восхищаюсь: твоему неуемному чадолюбию, или твоему великодушию перед лицом разочарования. Не так еще давно ты бы предпочел, по примеру Нельсона, «приложить подзорную трубу к слепому глазу». Ты бы «не получил» этих приказов и взял Маврикий еще до того, как мистер Берти пронюхал бы, где ты находишься.
— Ну да, я разочарован, я признаю. Сначала, когда я еще месяц назад понял, что задумал адмирал, у меня была мысль пройти западнее. Но это бы не прошло, ты понимаешь. Приказ есть приказ, исключение из этого правила бывает одно на миллион, и это явно не тот случай. Маврикий должен пасть на следующей неделе — кто бы не командовал, и кому бы не досталась слава.
— Китинг настроен отнюдь не так философски.
— Так Китинг и не получал новости, что у него родился сын. Ха-ха, съел, Стивен?
— У Китинга их пятеро, обходятся папаше в копеечку, и, вдобавок, являются постоянным источником неприятностей. Так что известие о рождении шестого вряд ли бы погасило его возмущение, вот если б дочка — другое дело, ее он хочет давно. Странно, странно: данные чувства совершенно не находят отклика в моей душе — сколько я к ней не прислушиваюсь.
Возмущение Китинга вполне разделяли на «Боадицее» и других кораблях эскадры. Общее мнение гласило, что права коммодора грубо попрали, его обжулили и теперь убирают с глаз долой чуть не пинком под зад. Ведь всем было известно, что в гавани Порт-Луи дожидаются два захваченных «купца» Ост-Индской Компании и еще несколько не менее лакомых кусочков. А теперь, после явления на театре военных действий абсолютно ненужных линейного корабля, восьми фрегатов, четырех шлюпов и чуть не двенадцати полных полков «омаров», призовые выплаты придется делить с этими «дармоедами» — и хорошо, если хоть на пару пинт пива хватит.
Возмущение все нарастало, и, к моменту рандеву эскадр на Родригесе, достигло такого накала, что когда грохнул первый выстрел салюта с «Боадицеи» адмиральскому флагу, наводчик ляпнул:
— Эх старина, жаль, что оно не было заряжено картечью! — а рядом стоящий офицер не приструнил его.
С последним выстрелом салюта, и до того, как раздался ответ с адмиральского корабля, Джек распорядился:
— Спустить вымпел. Мой катер — на воду.
Уйдя в каюту снова простым пост-капитаном, он распорядился подать бриджи, шляпу с кокардой и мундир первого срока, дабы предстать перед адмиралом. Тяжело было пережить спуск своего вымпела, но его нельзя было оставлять в виду адмиральского флага без специального на то указания, но и уйдя вниз, Джек не обрел покоя. Чувство несправедливости происходящего жгло Киллика, подогреваемое дополнительной порцией грога, выданного экипажу, и, наконец, излилось на главную жертву. Своим самым сварливым тоном он заявил:
— Нет у вас мундира первого срока, сэр. Весь кровью заляпан и прострелен, надо было, видите ли, щеголять на борту «Венус», когда можно было бы в две минуты переодеться, — он прошелся щеткой по галунам шляпы, протер ее рукавом, — но вам так или иначе его одеть придется, другой крысы испортили. Так что из мундира и бриджей — вот лучшее, что я смог сделать, я пришил старый эполет. А если этому сыну госпортского пердуна не понравится, он может…
— Пошевеливайся! — прикрикнул Джек. — Подай чулки и вон тот пакет, и хватит бурчать тут без перерыва.
То же самое мрачное негодование излучали гребцы, доставившие капитана Обри к «Илластриесу». Оно сквозило в напряженной фигуре рулевого, в том, как он грохнул по борту флагмана швартовочный крюк, содрав краску на ширину ладони, и в подчеркнуто ничего не выражающих физиономиях в ответ на дружелюбные взгляды и возгласы из портов нижней палубы.
Адмирал Берти предполагал нечто подобное, ибо прекрасно осознавал, что он делает, и он подготовился к любой реакции… кроме дружелюбной. С самого начала адмирал надел маску бодрого добродушия, изрядно сдобренного весельем, он разговаривал так, словно не ожидал никакого недопонимания, не говоря уж о худшем, ничего иного, кроме согласия и готовности действовать.
К своему удивлению, со стороны Джека он встретил именно такое отношение. Морской Устав не предполагал ничего иного — любой отказ подчиниться или хотя бы отклониться от выполнения приказа трактовался им, как нарушение дисциплины, подлежащее наказанию, но адмирал служил не первый год, и прекрасно знал, что флот на бумаге и флот в деле — далеко не одно и то же. Хотя в теории пост-капитан старшего срока был таким же его подчиненным, как и любой вновь произведенный гардемарин, на практике уязвленный коммодор имел кучу возможностей сделать жизнь своего обидчика невыносимой, не выходя при этом за рамки закона. Сам адмирал в свое время не раз прибегал к различным вариантам обструкции, и отлично знал, как это делается. Он приготовился к коварнейшим уловкам либо злобным нападкам (его секретарь присутствовал в полной готовности зафиксировать и засвидетельствовать малейшее грубое слово) — но тщетно, его обошли и застали врасплох. Он решил прощупать собеседника поглубже, и спросил: не удивлен ли разве Обри, что столько кораблей заявилось, чтоб стянуть его приманку? Но Джек, с не меньшей веселостью, ответил, что ничуть, и что чем больше будет их превосходство — тем меньше предстоит кровопролития (ненавистного ему, как любому нормальному человеку), и что его девиз: «Вместе — веселее». После этого адмирал и секретарь вопросительно переглянулись: уж не пьян ли капитан?
