Жаклин Монсиньи - Кровавая Роза
Ни один священник не пожелал освятить могилу язычника. Фульвио и Зефирина с трудом нашли место, чтобы пристойно похоронить его. После долгих поисков один молодой аббат, менее непреклонный, чем его собратья, согласился похоронить его ночью на кладбище своей церкви. Он даже прочитал над покойным короткую молитву и перекрестил его.
Над его могилой Фульвио и Зефирина сделали надпись, имевшую двойной смысл:
«Пусть Господь и Солнце примут нашего друга на небесах».
Они оставили кошелек, набитый экю, попросив хорошенько ухаживать за могилой, и продолжили свой путь.
Зефирина тяжело переживала смерть Пандо-Пандо; она винила в ней себя. В довершение дорожная тряска вконец измучила ее.
Принимая во внимание состояние Зефирины, было решено передвигаться по воде. Карету, повозки и людей погрузили на две баржи, и перевозчики потянули их по реке по направлению к Блуа. Франциска там уже не было, он отправился в Шамбор… нет, в Амбуаз!
Фульвио худел. Они следовали за королевским кортежем, свита же короля не оставляла после себя ни единой курицы, ни одного цыпленка. Вечно странствующий король вез за собой в обозе шесть тысяч дворян и двенадцать тысяч слуг (обойщиков, конюших, лакеев, погонщиков мулов и прочую обслугу).
Во Франциске I пробудился дух первых Капетингов, проводивших в походах большую часть жизни.
Наконец, двор остановился на несколько дней в Амбуазе. Разместив свою маленькую семью в гостинице, Фульвио и Зефирина, облачившись в парадные одежды, поднялись в замок. В платье из золотистой ткани, отделанном бархатом и серебряными кружевами, княгиня Зефирина Фарнелло попросила аудиенции у его величества.
Из осторожности было решено, что Фульвио, бывший противник Франциска I, смешается с толпой придворных и будет ждать известий от жены.
Подобная тактика не нравилась Фульвио, однако Зефирина была непреклонна.
– Моя дорогая дочь, какое счастье… А мы уже думали, что ты исчезла!
На виду у всего двора Франциск I раскрыл объятия Зефирине, словно блудной дочери. Молодая женщина смотрела на своего короля. Заключение состарило его. Смех утратил беспечную веселость. Карие глаза с грустью смотрели на мир. Франциск I страдал, но был по-прежнему великолепен; камзол его был сплошь расшит золотом и усеян драгоценными камнями, из-под камзола виднелась богато вышитая черная шелковая рубашка, на боку висела шпага в белых бархатных ножнах.
Под завистливыми взглядами придворных Франциск I увлек Зефирину в сад, раскинувшийся над Луарой.
После того как он рассказал о себе, о неудавшемся побеге – со смехом, об освобождении, о вечном поединке со своим «братом» Карлом V, король пожелал узнать, что произошло за это время с Зефириной.
Она поведала ему о своем путешествии, очаровала его описанием королевства инков, рассмешила рассказом о толстом Генрихе VIII и плавно перешла к своей встрече с мужем, князем Фарнелло Ломбардским.
К ее удивлению, Франциск I подтвердил, что «был бы весьма рад, если бы Зефирина представила ему своего дорогого мужа». Со времен Мариньяна и Павии много воды утекло.
К королю приблизился Анн де Монморанси. Он и Зефирина холодно приветствовали друг друга. Он все еще считал ее выскочкой, Зефирина же по-прежнему не терпела зануд. Присутствие Монморанси напомнило кое о чем королю. Он наморщил свой длинный нос.
– Анн… Где Миньон?
Зефирина знала, что король так называл свою сестру Маргариту. Забывшись от радости, она воскликнула:
– А разве ее королевское высочество здесь?
– Ее величество королева Наварры! – уточнил, улыбаясь, Франциск. – Да, Миньон проездом из своих владений решила навестить нас… и мадам моя сестра не одна! – добавил он лукаво.
– Зефирина, милая Зефирина… какой приятный сюрприз!
Королева Маргарита Наваррская подбежала к подруге и нежно обняла ее. Месяц назад в Сен-Жермене она родила дочь, маленькую Жанну[187]. Как и все матери в мире, она гордо показала ее Зефирине.
Ко всеобщей неожиданности, Маргарита, поэтесса и педант, с упоением возилась с малышкой.
Заглянув в колыбельку и полюбовавшись юной принцессой, Зефирина выпрямилась; сердце ее неистово билось. Она ожидала, что королева Наварры сообщит ей о другой маленькой девочке.
Зефирина, ни жива и ни мертва от страха, кусала губы, ни решаясь прервать болтовню Маргариты.
Не сознавая своей жестокости, королева Наваррская рассказывала о своих придворных дамах, о своем дворе в По, о поэтах и протестантах, которых она принимала у себя, о своем супруге, прекрасном Анри, умелом, храбром военачальнике и отважном воине, в которого, казалось, она была сильно влюблена.
Зефирина так ослабела, что была вынуждена прислониться к спинке кресла. Раз Маргарита ничего не сказала о Коризанде, значит, случилось какое-то страшное несчастье.
Слуга Сильвиус принес государыне часослов с прекрасными миниатюрами. Прервав приветственные излияния Сильвиуса в адрес княгиня Фарнелло, Маргарита прошептала ему на ухо несколько слов. Сильвиус быстро вышел.
– Мадам… – прошептала Зефирина. – Я готова услышать любую правду, пусть даже самую страшную!
И не выдержав душевного напряжения, она упала к ногам Маргариты. Рыдая, она целовала край платья королевы.
– Полно… Успокойся, – заговорила Маргарита, гладя золотые волосы Зефирины. – Не волнуйся, разве так готовятся к встрече с дочерью?
При этих словах Зефирина невидящим взором взглянула на Маргариту, и по ее щекам заструились слезы. Улыбаясь, мадам Маргарита указала на маленькую дверь, скрытую гобеленом. Сильвиус только что откинул ковер, чтобы пропустить маленькую девочку с большими зелеными глазами и длинными золотистыми волосами. Настоящая куколка, малышка, путаясь в длинном платье с фижмами, заковыляла к матери.
– Коризанда! – воскликнула Зефирина, протягивая руки ей навстречу.
– Она похожа на вас как две капли воды, дорогая, – заявил Фульвио, глядя на дочь.
Эмилия хорошо позаботилась о девочке. Она без устали рассказывала Зефирине о жизни Коризанды при Наваррском дворе. Маргарита обожала девочку, она сдержала слово и заботилась о ней, как о собственном ребенке. Сильвиус был само снисхождение по отношению к «бедной сиротке». Никто не сомневался, что Зефирины больше нет в живых.
Счастье, как и несчастье, никогда не приходит одно: великодушный король Франциск особым указом вернул Зефирине земли и поместья, замки Багатель и Сен-Савен, разоренные и пришедшие в упадок со времен битвы при Павии, а затем еще более захиревшие после смерти маркиза Багателя, отца Зефирины.
– Тогда я была очень несчастна, – произнесла Зефирина, глядя на мощные башни Сен-Савена.
