Глин Айлиф - Царь Итаки
После недолгих колебаний Эперит решил, что последний вариант будет лучшим, и пожал протянутую руку.
Вскоре после этого возобновился марш к морю. Одиссей не вернулся на колесницу, а пошел рядом с Эперитом, сказав, что вопрос его внезапного появления все еще требует объяснений.
— Правда? — спросил Эперит. — Ты из всех людей должен бы знать, что я — человек слова. Я поклялся тебе в верности, и теперь мой долг — помочь восстановить на Итаке правление Лаэрта. Ты действительно ожидаешь, что я позволю тебе и этим неловким быкам, которых ты называешь воинами, в одиночку сражаться с Эвпейтом?
— Конечно, не ожидаю, — рассмеялся Одиссей. — Но мне и в самом деле хотелось бы знать, где ты прятался эти несколько дней, на что жил? И каким образом тебе удалось пробраться на дворцовый оружейный склад и вернуть свое оружие?
— Эту историю я не буду рассказывать, — ответил Эперит, думая о Клитемнестре и зная, что только при одном упоминании ее имени умный царевич все поймет. — Но ты должен ответить мне на один вопрос. Как ты намереваешься восстановить на Итаке правление своего отца с отрядом, имеющимся у тебя в распоряжении? Эти спартанцы выглядят неплохими воинами, они полностью вооружены, явно имеют боевой опыт. Но ведь и тафиане — не дети. Нам повезло разбить тех, которые устроили на нас засаду. Но, по словам Ментора, их армия на Итаке едва ли не в два раза превышает нас количественно.
— Нам на помощь придет народ Итаки, — заговорил Одиссей. — Может, они только рыбаки и крестьяне, но эти люди любят свою страну и верпы царю. Что важнее золота, которое Эвпейт платит тафианам. Но я рассчитываю на Афину. — Он опустил руку в мешок и достал глиняную сову, которую ему вручила богиня. — Ее копье и щит стоят тысячи людей каждый. А когда я использую сову, чтобы призвать богиню, ни одна сила на земле не сможет спасти Эвпейта.
* * *Темнота начала спускаться до того, как они добрались до побережья, положив конец путешествию в тот день. Пока другие разбивали лагерь, Эперит с Антифием собирали хворост и разводили огонь. Лучник понюхал воздух и объявил, что до моря совсем недалеко. Хотя юноша не обладал нюхом человека, много ходившего по морям, он видел чаек, круживших над лагерем в сгущающихся сумерках. Это подтверждало слова друга.
— Я знаю побережье в этих местах, — продолжал Антифий. — Река впадает в море у большой рыбацкой деревни. Я один раз еще парнем останавливался там. Тогда плыл на торговом судне и помню, как мы выходили на берег, чтобы купить скот на пути домой. Могли даже дойти и до этого места, но это было так давно, что я не помню. Да еще и при таком освещении трудно узнать какие-то приметы. — Он огляделся вокруг. По обеим сторонам лагерь окружали каменистые возвышенности. — Но знаешь, место кажется знакомым. А если я прав, то рядом должен находиться храм Афины.
— О чем ты говоришь, Антифий? — спросил Одиссей, который стоял рядом и наблюдал за последними лучами солнца над пиками горной цепи Тайгет.
— Храм Афины находится на возвышенности недалеко отсюда, вниз по течению. Насколько я помню, он был небольшим. Но ты легко увидишь его силуэт, если еще совсем не стемнеет.
— Ну, тогда я отправляюсь его искать, — объявил Одиссей. — Вернусь к тому времени, как стемнеет.
— Господин! — крикнул юноша, заметив, что Дамастор вместе с группой других итакийцев занят приготовлением ужина. — Ты ведь не пойдешь один? По крайней мере, позволь мне тебя сопровождать.
— Эперит, если бы мне требовалась нянька, то я бы взял с собой старую Эвриклею. А теперь садись у костра и прекрати обо мне волноваться.
Молодой воин чувствовал себя неуютно, наблюдая за уходящим другом. Вскоре к ним с Антифием присоединились другие итакийцы, среди них был и Дамастор. Костер уже хорошо разгорелся, в вечернем воздухе потрескивали искры. Круг света привлек нескольких мотыльков.
Один из спартанцев, высокий бородатый человек по имени Диокл, подошел к костру. Он вежливо попросил одну из горящих веток. В отряде было слишком много народу, чтобы сидеть вокруг одного костра, поэтому Эперит помог Диоклу отнести несколько горящих веток к груде хвороста, который собрали его товарищи. Вскоре разгорелся второй костер. Спартанцы поблагодарили его, и юноша вернулся к своей группе.
Последние красноватые отсветы исчезали за горами на западе. На небе оставалось лишь бледно-розовое пятно, которое предупреждало, что завтра будет еще более теплый день. Но тусклое свечение быстро уступало место темно-синему цвету вечера, появлялись звезды, вскоре они уже блестели и мигали на всех точках горизонта.
Пока юноша наблюдал за ними, его мысли обратились к Пенелопе, которая находилась в импровизированном шатре со своей рабыней Акторией. Шатер стоял рядом со стреноженными лошадьми. Эперит раздумывал, присоединится ли она к ним этим вечером, и вдруг внезапно почувствовал, что что-то не так. Это было ощущение растущего страха, хотя молодой воин не мог понять, что его вызвало. Он огляделся вокруг и инстинктивно опустил руку на рукоятку меча. Но ничего не заметил.
А потом он все понял. Молодой воин снова обвел взглядом круг лиц, освещаемых оранжевым светом костра, и у него все внутри похолодело. Дамастора среди отряда не оказалось.
* * *Одиссей поставил меч у наружной стены храма и вошел внутрь. Дверной проем оказался таким низким, что ему пришлось пригнуть голову. Попав внутрь, царевич понял, что это фактически не храм, а простой сельский алтарь, ничем не украшенный. Не было никаких сооружений рядом, колонн, поддерживающих крушу (она сломалась и провисла), изысканной настенной росписи на стенах (облупившихся и потрескавшихся), богатых орнаментов, созданных ради ощущения божественного величия. Размер храма составлял примерно четверть большого зала во дворце отца Одиссея, он мог похвастаться лишь жалким каменным алтарем в дальнем конце.
За вошедшим наблюдала плохо сделанная маленькая статуя. Можно было только предполагать, что она представляет Афину.
Небольшой факел висел на стене справа, где для него там мелось специальное углубление. Он догорал, когда вошел Одиссей. Но даже в этом тусклом мигающем свете гость увидел, что храм пуст. По обеим сторонам алтаря лежало по букетику ранних весенних цветов. Вместе с факелом они являлись единственными свидетельствами посещения храма в последнее время. Вероятно, здесь потрудился одинокий крестьянин или какой-то местный набожный человек, в обязанности которого входило освещать единственное помещение и ухаживать за алтарем.
Одиссей встал на колени перед глиняным истуканом и осмотрел его, мысленно сравнивая низкорослую фигуру с гримасой на лице с несравненной и славной богиней, которую она представляла. Но, хотя работа выглядела грубой, царевич почувствовал, что в этом изображении есть что-то от истинной Афины. В сравнении с пышными статуями Афродиты и Геры, которые он видел в других храмах, при взгляде на которые первым делом обращаешь внимание на формы, у этой фигуры было худое тело, узкие бедра и маленькая грудь. Сын Лаэрта вспомнил о мальчишеской фигуре богини. Сведенные брови и прямой нос, который начинался между ними, являлись точным отражением сурового лица Афины.
![Дмитрий Калюжный - Другая история Московского царства. От основания Москвы до раскола [= Забытая история Московии. От основания Москвы до Раскола]](/uploads/posts/books/217495/217495.jpg)
