Марио Эскобар - Арийский мессия
– Мои дорогие друзья! – произнес он.
Геркулес с Линкольном, удивленно переглянувшись, снова посмотрели на этого человека, крепко державшего Алису и целившегося в них.
– Профессор фон Гердер, что вы здесь делаете? Немедленно отпустите Алису!
– Распоряжаться здесь буду я. Бросьте свои пистолеты на пол. Быстро!
Профессор фон Гердер совсем не походил на того измученного и робкого мужчину, с которым они познакомились в Кельне несколько недель назад. Его ненавидящий и решительный взгляд сквозь круглые очки невольно вызывал уважение и страх. Алиса выглядела очень испуганной, она всхлипывала и время от времени пыталась вырваться, но профессор фон Гердер только крепче сжимал ее рукой. Геркулес и Линкольн бросили свои пистолеты на пол, и фон Гердер жестом показал им, чтобы они сделали несколько шагов назад.
– И не делайте глупостей, а иначе я ее убью. Уважаемый фон Либенфельс, можете выходить!
В стене под лестницей отворилась потайная дверь, и из нее появился толстенький, лысый и очень плохо одетый мужчина.
– Прекрасно, профессор. Я никогда не забуду о вашей помощи. А вы трое, пожалуйста, присаживайтесь. Не думайте, что мы, арийцы, – нецивилизованные люди.
Профессор фон Гердер толкнул Алису к креслу. Геркулес с Линкольном вдвоем присели на одно широкое кресло, стоявшее рядом. Фон Либенфельс забрал с пола пистолеты, положил их в ящик стола и сел на диван.
– Ну что ж, это было вопросом времени. Нам пришлось немного потрудиться, чтобы заманить вас, и вот наконец вы пришли. Надеюсь, вы уже успели насладиться баварским гостеприимством.
– И это вы называете баварским гостеприимством? – с иронией поинтересовался Геркулес, показывая на лежащего на полу Эрисейру.
– Ну, вообще-то я не баварец, я – уроженец Вены.
– Пожалуйста, фон Либенфельс, позвольте мне оказать помощь господину Эрисейре, – попросила Алиса, еле сдерживая слезы.
– В этом нет необходимости, – вмешался фон Гердер. – Он просто потерял сознание. Через часок-другой придет в себя.
– Профессор фон Гердер, как вас угораздило связаться с этими людьми? – удивленно спросил Геркулес.
– Когда вы приехали в Кельн, мы решили использовать вас для того, чтобы добраться до книги пророчеств Артабана. Эрцгерцог был уверен, что именно он являлся тем мессией, о котором говорится в этих пророчествах, и поэтому забрал рукопись, как только я узнал, что она находится в Кельнском соборе. В конце концов этот самонадеянный отпрыск рода Габсбургов получил то, чего заслуживал. Мы и сами собирались его убить, но нас опередила «Черная рука»…
Линкольн, слушая фон Гердера, удивленно хлопал ресницами: Арийское братство, похоже, проникало во все слои немецкого общества, словно какая-то зараза, но вскоре оно окрепнет, и тогда устоять против его могущества не сможет никто.
– Вы, наверное, разыскиваете одного нашего общего друга, – сказал фон Либенфельс, перебивая профессора.
– Боюсь, что вы угадали, хотя я не сказал бы, что господин Гитлер – наш друг, – ответил Геркулес.
– Ваше время почти истекло, господа. Завтра или послезавтра исполнятся пророчества Артабана, и после окончания предстоящей войны Германская империя будет править миром, – сказал фон Либенфельс.
– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы этому помешать, – резко ответил Линкольн.
– Вы? Чернокожий псевдочеловек, хвастливый испанишка, ни на что не годный португалец и плаксивая женщина… Не смешите меня! Никто не может помешать тому, что было предсказано две тысячи лет назад.
– Еврей, схваченный стражниками и казненный две тысячи лет назад, создал самую могущественную за всю историю человечества силу – христианство. Думаю, римлянам в те времена даже в голову не приходило, что этот уроженец Назарета может представлять какую-либо угрозу для их империи.
– Тот еврей заразил людей болезнью, от которой мы собираемся их навсегда излечить.
– Какой болезнью, фон Либенфельс? – раздраженно спросил Линкольн. – Любовью к врагам, человечностью, терпимостью, состраданием?
– Все эти слабости появились благодаря самому гнусному изобретению евреев – совести.
– Совесть человеческая – это то, благодаря чему такие типы, как вы, никогда не одержат победы, – парировал Геркулес.
– Вам, я вижу, абсолютно неведома Истина, – возразил, улыбнувшись, фон Либенфельс. – Но не переживайте: у нас еще есть время на то, чтобы открыть вам ее, прежде чем мы вас прикончим.
97
Мюнхен, 30 июля 1914 года
Придя в себя, Эрисейра почувствовал, как чья-то ладонь гладит его по лбу. Его голова лежала на ногах сидящей на полу Алисы. Рядом с ним на полу сидели Геркулес и Линкольн. Они находились в тускло освещенном единственной лампочкой малюсеньком помещении – всего несколько квадратных метров. Резкая боль в затылке напомнила Эрисейре о том, что произошло и почему он оказался здесь.
– Я долго пробыл без сознания? – спросил, слегка приподнявшись, португалец.
– У нас забрали часы, мы не можем точно сказать, сколько времени уже прошло, – ответил Линкольн. – Думаю, часов десять-двенадцать, а то и больше.
– Значит, сейчас уже ночь, – предположил Эрисейра.
– Да. И уже, наверное, все пропало. Если Германия объявила войну России, все наши усилия оказались тщетными, – сказал Геркулес, поднимаясь.
– Вы пытались отпереть дверь? – поинтересовался Эрисейра.
– Линкольн пытался это сделать уже несколько раз, но безрезультатно. Дверь – железная, и замок в ней пальцем не откроешь.
– Надеюсь, они не станут держать нас здесь вечно, – измученным голосом сказала Алиса.
– Мне кажется, они хотят заморить нас голодом, – отозвался Линкольн. – За все это время они не приносили нам никакой еды.
– Да как вообще в подобной ситуации можно думать о еде?! – удивилась Алиса.
– Нам необходимо подкреплять свои силы.
– У меня есть кое-что, чего они не заметили, – сказал португалец, доставая маленький нож.
– Вот это очень даже кстати. Линкольн, почему бы вам не попытаться отомкнуть замок при помощи ножа.
Линкольн поднялся, а Геркулес повернул висевшую на проводе лампочку так, чтобы осветить ею дверь. После нескольких минут напряженных, но безрезультатных усилий они снова были вынуждены сдаться. Время бежало быстро, и с каждой минутой таяла надежда на то, что им удастся разыскать и устранить Гитлера. По-видимому, последние часы своей жизни им придется провести взаперти в темном помещении, дожидаясь смерти.
98
Берлин, 30 июля 1914 года
– Обстрел Белграда не дал нужного результата – сербы не капитулировали, – доложил дежурный офицер.