Виктор Кернбах - Лодка над Атлантидой
Прошло несколько недель. И вдруг разговорчивый Адапа умолк.
Ночью он подолгу стоял перед хижиной, смотря на звездное небо. Аута подумал, что он заболел, и с грустью вспомнил о средствах, придающих бодрость усталому телу, которые применяла дочь далеких миров Маат.
Но вот однажды утром Адапа разбудил своего товарища и попросил его быстро одеться и пойти с ним на базар.
Там они нашли место, где крики торговцев были слышны слабее.
Когда собралось довольно много народу, Адапа начал петь новую легенду о путешествии Етана на небо к Ану, на крыльях огромного орла. Люди слушали затаив дыхание. Адапа пел:
“Друг, — сказал орел, — прогони грусть со своего лица.
Я хочу тебя отнести
На небо к Ану.
Пусть отдохнет твоя грудь
На моей груди.
Возьмись руками
За мои распростертые крылья,
Прижмись ко мне,
К моему телу”.
После двух часов
Напряженного полета
Орел сказал
Етану:
“Посмотри, дружище,
Как выглядит Земля,
Посмотри на море,
На горную цепь!” —
“Земля похожа
Теперь на гору,
И море похоже
На русло реки”.
У Ауты на глазах показались слезы, он вытер их ладонью. Такой он видел Землю, летя на волшебном корабле.
Еще через два часа
Напряженного полета,
— пел Адапа, —
Орел сказал:
“Посмотри, дружище,
Как выглядит Земля!” —
“Земля похожа
На диск Луны,
А далекое море —
На узенький двор”.
Через четыре часа
Напряженного полета
Орел сказал:
“Смотри, дружище,
Какова теперь Земля!” —
“Земля теперь выглядит
Как маленький пирожок,
А далекие моря —
Как корзиночка
Для хлеба!”
Аута нахмурился. Зачем Адапа испортил песню? Иль ему очень хочется есть? Он посмотрел вокруг: сколько женщин приготовились дать им хлеба. Юноша взял с лотка два пирога и положил их на лист, лежащий у ног Ауты. Адапа поднял руки вверх и, набрав в грудь воздуху, запел:
Через три двойных часа
Напряженного полета
Орел сказал:
“Погляди, дружище,
Видна ли теперь Земля?”
И я увидел, что
Не видно Земли совсем,
И на далеком море
Не остановился мой глаз.
Адапа и Аута поблагодарили толпу, собрали милостыню в дорожные мешки. Теперь несколько месяцев было чем прокормиться.
— Там, на звезде Ану, есть поэты? — спросил Адапа, жуя хлеб.
Аута не ответил: он плакал. Товарищ понял его грусть и не стал тревожить вопросами.
Дни шли медленно, жить было тяжело. Особенно трудно было Ауте. Он мучительно тосковал о покинутом далеком мире.
Однажды утром Аута уже не смог встать и пойти в Вавилон.
А поздно вечером, когда звездное небо раскинулось, как бескрайняя мантия, Аута умер, устремив свой взор к звездам и сжимая в ослабевших руках землю, на которой он лежал.
Человек, видевший несколько миров и звездное пространство, довольный своей необыкновенной судьбою и опечаленный, что мир, в который он возвратился, не был похож на тот, из которого он пришел, ушел из жизни в земную пыль.
ЭПИЛОГ
Звезды начали исчезать, небо покрылось голубизной. Через широко открытое окно в полутемную комнату проникал запах сирени.
Временами слышался какой-то приглушенный продолжительный гул.
— Что это? — послышался чей-то голос.
— Сирень, — ответил другой голос.
— Нет, этот… приглушенный гул!
Второй собеседник засмеялся:
— Это лифт. Наступило утро, вот люди и идут на работу, город просыпается… Зажечь свет?
— Зажгите. Надо снова войти в ритм своего времени.
Один из собеседников протянул руку к выключателю лампы на письменном столе. Яркий круг света озарил обоих. Один из них сидел на своем рабочем стуле, другой — перед столом в кресле.
— Пойду приготовлю кофе, — сказал тот, кто сидел на стуле, и, встав, направился к двери.
Другой молчал. Зажег папиросу и долго смотрел на поднимающийся от нее дым.
Через некоторое время первый принес горячий кофе. Гость его, казалось, был чем-то недоволен.
— Как бы вы ни толковали легенды, до тех пор, пока не покажете мне хотя бы кусочек кремня, обработанного человеком, найденный, например, на Азорских островах, много ниже уровня океана, я в Атлантиду не поверю.
Хозяин выпил залпом всю чашку кофе.
— Откуда вы знаете, что я его вам не принесу?
— Когда?
Гость взглянул на хозяина, чтобы убедиться, не смеется ли тот над ним. Но он не смеялся.
— Когда мир оставит мысль о войне и найдет время спуститься в батискафе хотя бы неподалеку от островов четырех архипелагов…
— Для чего? Океанографы это уже сделали. И Азорские острова, куда вы перенесли Святую Вершину, и группа островов Мадеры, и Канарские острова с вашей Огненной Горой, острова Зеленого Мыса — все исследованы геологами.
— Я прошу батискафы для подводной археологии. Но этой ночью я не стремился доказать вам существование Атлантиды. Я уверен, она существовала!
— Платон в “Тимес” и “Критии” утверждал это. Солон ссылался на жрецов Египта.
— Это мне известно, — улыбнулся гость.
— Напрасно смеетесь! И поскольку историк — это не только архивариус, он не станет сбрасывать со счетов подобные документы. И вместе с тем я хочу напомнить вам о современных исследованиях на четырех архипелагах не только океанографов и геологов, но и этнографов, изучавших жителей Канарских островов. А знаете ли вы, что там люди говорят на трех интересных диалектах, изучение которых может дать довольно много материала?.. И что у них есть древние тексты, которые ни они, ни ученые не могут прочесть? И что у них существует обычай хоронить умерших знатных людей под маленькими пирамидами?
— Но вы допускаете внешнюю причину погружения Атлантиды. Допустим, что она существовала, что…
— Здесь мы коснулись другой области, которая и является главным источником моей гипотезы. Я основываюсь на определенной манере толкования старинных легенд, и не только в отношении Атлантиды. Я, как видите, соединил легенды и использовал их такими, какие они есть, и даже приводил тексты.
— Некоторые из них я узнал.
— Но не об этом речь. Я хочу вам напомнить, что почти всегда в основе мифов и легенд лежит правда, зарегистрированная прямо или косвенно определенным поколением. Потом эти легенды и мифы усложняются или упрощаются в памяти последующих поколений. Не забывайте, что тысячелетняя память утрачивает обычную форму. В конце концов видоизменяется и память индивидуума. Вспомните об оставшихся у вас детских впечатлениях и сравните их с тем, что помнят те люди, которые тогда были взрослыми. А легенды, которыми я занимался, берут свое начало в детстве человечества.
