Бен Кейн - Забытый легион
— Правда? — Она удивленно захлопала ресницами.
Разговоры о том, кем был отец близнецов, всегда пребывали под запретом. Лишь однажды, незадолго до того как Гемелл продал их, Вельвинна призналась, что ее изнасиловал какой-то аристократ. Но когда близнецы принялись расспрашивать, кто именно, она наотрез отказалась отвечать. «Это не годится для детских ушей. Я вам расскажу, но через несколько лет». Теперь возможность снова задать матери вопрос о насильнике исчезла навсегда. Фабиола знала, что спустя несколько месяцев купец продал Вельвинну на соляные Шахты. Будь он проклят!
— Во мне нет благородной крови, — вздохнула она, ничем не выдав своих мыслей.
Брут взял ее руку и поцеловал ладонь:
— Ты царица моего сердца. И это делает тебя благородной.
На этот раз Фабиола улыбнулась совершенно искренне. Ей на самом деле очень нравился этот молодой офицер.
«Он и есть лучший из кандидатов», — неожиданно сказала она себе.
Ее пальцы побежали по крепким грудным мышцам мужчины и спустились к чреслам.
— Благодарю тебя, господин, — сказала она и коротко, маняще взглянула ему в глаза из-под полуприкрытых век. Потом наклонилась и распустила на нем лициум.
Брут громко застонал в предвкушении блаженства.
«Я должна увидеть Цезаря в лицо», — подумала Фабиола.
* * *Через несколько месяцев Брут наконец-то уговорил ее посмотреть гладиаторские игры, которые устраивал Помпей. Страшась возможности увидеть Ромула среди сражающихся, Фабиола прежде отказывалась от приглашений на арену. Но сейчас ей выпадал удобный случай увидеть воочию одного из тех людей, которые определяли судьбу Рима, и потому она согласилась. Красс давно покинул страну, а Цезарь почти два года не появлялся здесь — ему, как военачальнику действующей армии, это строжайше запрещалось законом. На тот день Помпей являлся единоличным властителем Рима и стремился извлечь из своего положения всю возможную выгоду.
Теплым днем только что начавшегося лета могучие рабы Брута несли носилки по забитым народом улицам в направлении нового театра Помпея, что на Марсовом поле. Фабиолу и ее поклонника защищали от внешнего мира легкие занавески. Вокруг носилок шагала дюжина вооруженных стражей, без задержки прокладывавших путь в плотной толпе. Кампания неповиновения, направленная против действующих консулов, привела не только к расколу в Сенате, но и к народным волнениям, которые постоянно набирали силу. Брут ничего не доверял случайности, и потому точно в предусмотренный им срок носилки и свита оказались возле входа на трибуны.
Вскоре они сидели в части арены, предназначенной для цвета римского общества и укрытой от солнечных лучей велариумом — громадным матерчатым навесом. Фабиола испытывала странное чувство. Те, кто принадлежал к правящему классу, жили совсем не так, как все остальные. Куда свободнее. И это ощущение лишний раз укрепило ее в стремлении как можно скорее покончить со своим рабским существованием.
Любовник Фабиолы сидел подле нее на мягкой подушке, уложенной на деревянную скамью. С его красивого лица не сходила широкая улыбка. Прошлую ночь они провели вместе. Поутру долго мылись в бане, потом Фабиола ублаготворила его искусным массажем. И сейчас Брут чувствовал себя поистине богоравным.
Другие аристократы, заметив их появление, приветственно кивали Бруту и с любопытством разглядывали Фабиолу. Некоторым уже доводилось видеть ее, но большинству она была незнакома. Прежде они редко бывали на людях. Когда Брут брал Фабиолу с собой, они обычно отправлялись в Капую, на его виллу. Впрочем, как всегда в таких ситуациях, мужчины бросали на нее восхищенные взгляды, а женщины неодобрительные. Фабиола подчеркнуто не замечала ни тех ни других и горделиво смотрела на арену. Когда-нибудь она станет свободной. Будет не какой-то проституткой, а равной тем, кто сейчас презирает ее.
— Смотреть, как режут животных, совершенно неинтересно, — сказал Брут. Потому-то он отложил приезд сюда, чтобы не привлекающие его утренние развлечения закончились. Теперь же трубы возвестили о скором выходе гладиаторов. — Может быть, среди них найдутся мастера, которые порадуют нас своим искусством.
Внезапно Фабиолу охватило беспокойство. Что, если на арене появится Ромул? «Юпитер величайший и всемогущий, убереги моего брата». Эти слова были ее постоянной молитвой на протяжении последних трех лет. Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Если Юпитер и впрямь милосерден, Ромула среди сегодняшних бойцов не окажется.
Ее мольба была услышана. Ни один из тех вооруженных людей, которые на протяжении следующего часа калечили и убивали друг друга, не имел даже отдаленного сходства с Ромулом. Но все равно кровавый спектакль вызвал у нее глубокое отвращение. Несмотря на то что Фабиола постоянно возвращалась к фантазии о том, как отомстит Гемеллу и тому негодяю, который надругался над ее матерью, насилие она ненавидела. От восторженных воплей, которыми толпа встречала самые устрашающие эпизоды, происходящие на арене, ее тошнило. Образ Ромула, истекающего кровью на песке арены, то и дело вставал перед ее мысленным взором, до сих пор ей удавалось успешно не допускать его в свое сознание. Но сейчас ей пришло в голову, что надежды ее могут оказаться пустыми и что ее брат вполне мог погибнуть за прошедшие годы. Когда представление кончилось, Фабиола почувствовала огромное облегчение. Теперь предстоял перерыв, после которого должны были померяться силами два самых знаменитых гладиатора.
Брут с увлечением пояснял технику боя и особые приемы, присущие тем или иным категориям бойцов.
Фабиола слушала его нехотя, не забывая, однако, время от времени кивать, изображая интерес. Куда труднее ей было сдерживать беспокойство, которое, как мыльный пузырь, росло в ней.
— …Вот только с тех пор как исчез галл, настоящего чемпиона в городе нет.
Она живо навострила уши.
— Кто?
— Его звали Бренн. Вдвое крупнее обычного человека, но при этом невероятно ловок. — Лицо Брута вновь оживилось. — С легионом таких воинов, как этот галл, Цезарь мог бы завоевать весь мир.
— И что же с ним случилось?
— Слишком много возомнил о себе. С год назад он и еще один гладиатор убили аристократа возле Лупанария, — ответил Брут.
Желудок Фабиолы стиснуло резким спазмом.
«Ромул! Может быть, он еще жив».
— Помнишь тот случай? Это был такой рыжий толстяк, кажется, его звали Целий.
— О да, — ответила Фабиола, умело притворившись изумленной. — Еще он сломал нос нашему привратнику.
— Но теперь о нем можно забыть, — вздохнул Брут. — Если он когда-нибудь появится в Риме, его ждет смерть на кресте.
