Рассел Уитфилд - Гладиатрикс
Лисандра покинула храм, имея вполне сложившийся план. Другие жрицы, отправлявшиеся в сходные путешествия, предпочитали действовать на территории материковой Эллады и в иных центрах цивилизации. Лисандре подобный подход казался до крайности близоруким.
«Какой смысл, — спрашивала она себя, — нести слово Афины туда, где жители и без того знакомы с эллинской религией, пусть даже и в примитивном римском истолковании?»
Пусть римляне были чужды истинной культуре, но они все же завоевали весь мир. Да, весь, кроме Спарты! Девушка постоянно указывала на это непосвященным. Их легионы удерживали дальние рубежи империи. Галлия, Иллирия, Паннония — сколько населенных варварами провинций, куда она могла нести учение Афины!
Лисандра отмеряла предписанные круги и с теплым чувством вспоминала свою первую встречу с легатом, командовавшим Пятым Македонским легионом. Спартанке было известно, что с римскими легионами нередко путешествовали женщины. Но чтобы женщина работала и сражалась… о, это была совсем другая история! Поначалу легат, как она и ожидала, хотел от нее попросту отмахнуться. Тем не менее кое-какое впечатление на него она произвела — ручной работы алый воинский плащ, коринфский шлем, зажатый под мышкой…
В Спарте, вообще-то, не слишком увлекались риторикой, но жриц, по крайней мере, учили рассуждать о божественном. Лисандра в полной мере употребила это искусство, излагая свое дело легату. Она рассказала ему, что умеет предсказывать будущее не хуже римских авгуров, способна давать духовное напутствие его солдатам, а кроме того, в определенной степени владеет лекарским искусством.
Кажется, именно это обстоятельство и повлияло на его решение. Настоящий полководец всегда в первую голову печется о своих людях, помощь раненым на поле боя — вовсе не то, чем он может с легкостью пренебречь. Не очень охотно, со скрипом, но легат все же позволил Лисандре остаться.
Ее маленькая палатка была разбита в расположении шестой центурии первой когорты. Солдаты отреагировали на появление Лисандры, мягко говоря, без восторга. По их твердому убеждению, женщина годилась только для одного нехитрого дела, но сан жрицы девы Афины уберегал Лисандру от излишнего мужского внимания. Может, легионеры и вожделели ее, но никому не хотелось навлекать на себя немилость богов.
Завоевать их симпатии оказалось непросто, но Лисандра, привыкшая к воистину спартанским порядкам своего храма, ни в малейшей степени не отлынивала от дела. Как все, она вставала с рассветом, как все, выходила на учебное поле и даже бралась за лопату, когда солдаты устраивали лагерь и делали палисады.
За эту готовность испачкать руки она поначалу подвергалась презрению и насмешкам. Видавшие виды, циничные легионеры только и делали, что проезжались на ее счет. Особенно усердствовал один немолодой солдат, Марк Паво. Однажды он высказался в том духе, что, мол, титьки у нее такие маленькие, что, того и гляди, за мальчика примут. Лисандра, помнится, не осталась в долгу и заявила, что-де видела, как он выходил после купания из реки. Так вот, он, похоже, тоже был еще мальчиком, если судить по величине его инструмента.
То, что она достойно отвечала на их грубые шутки, являя отменное лаконическое остроумие, со временем заставило легионеров признать ее чем-то вроде живого талисмана, приносившего им удачу. Ее в конце концов приняли как свою. Это значило для Лисандры куда больше, чем она готова была признать. Она стала-таки одной из них — проверенной предсказательницей, жрицей, а кое для кого, в том числе для Паво, даже другом.
Потом, во время очередного и самого обычного плавания через Геллеспонт, и разразилась та буря. Разгневанный Посейдон отправил на дно всю центурию, отчего-то пощадив только ее. Паво еще пытался доплыть к ней, чтобы помочь спастись, но сам первым выбился из сил, и тяжелые доспехи увлекли его под воду. Его хриплые крики до сих пор преследовали Лисандру во сне. Посейдон, потрясатель земной тверди, от века ненавидел свою единокровную сестру Афину. В ту ночь он одним махом лишил ее жрицу друзей, достоинства и свободы. Избавление от смерти обернулось плевком в душу. Будь ее воля, Лисандра предпочла бы утонуть вместе со всеми, но не жить в рабстве.
Последний круг подходил к концу, и она немного сбросила темп. Нахлынувшие было воспоминания в итоге оказались немногим веселей безрадостного настоящего. Лисандра заново отыскала глазами статую римской Афины и спросила ее, за что же ей была отмерена столь жестокая участь.
Увы, безмятежное мраморное лицо никак ее не надоумило.
V
Гоняли их немилосердно.
С рассвета до самого заката новые рабыни изнемогали в гимнастических упражнениях, после которых у них едва хватало сил дотащиться до крохотных жилых уголков казармы. Здесь их приковывали и оставляли до нового утра, когда снова начиналась муштра. Даже Лисандра, привыкшая гордиться своей подготовкой, находила подобный распорядок изматывающим.
Обычно день начинался с бега вокруг луда. Девушки бегали в рваном темпе — то трусцой, то стремительными рывками. Считалось, что от этого увеличиваются легкие, а в ногах прибывает силы. Затем следовал легкий завтрак для тех, кто надеялся удержать его внутри, и начиналась основная работа.
Новичкам еще не давали упражняться с деревянным оружием. Палка не уставал напоминать невольницам, что прежде следовало должным образом укрепить их тела. Предполагалось, что на это потребуется несколько недель.
Они подтягивались на перекладине, стараясь коснуться ее подбородком, либо ложились на землю и садились быстрым усилием мышц живота, как только Палка выкрикивал лающую команду. Опять и опять — раз за разом!
Лисандра и германки, с которыми ее привезли, давно уже влились в большую группу других новичков, последних приобретений ланисты. Всех их беспощадно принуждали к работе. Тех же, кто не показывал должного усердия, ожидал стимул — от посоха из лозы до березовой палки.
Не один только Палка ставил невольницам синяки. Наставники регулярно менялись. Скоро Лисандра выучилась отличать жестких, но справедливых от несправедливо жестоких.
Одного типа звали Нестасен. Он был родом из Нубии. Солнце дикой родины сожгло его кожу до угольной черноты. Это был здоровяк, весь увитый бугристыми мышцами и заросший странным волосом, похожим на крученую проволоку. По какой-то лишь ему известной причине он с первого дня очень невзлюбил Лисандру. Спартанка стоически выносила его неприязнь, помалкивала и трудилась изо всех сил. Но Нестасен находил явное удовольствие в том, чтобы лишний раз вытянуть ее кнутом даже тогда, когда у нее все получалось лучше некуда и она сама это понимала. Ей оставалось только молча принимать очередное наказание и тихо радоваться раздражению нубийца.
