Клара Моисеева - Прошел караван столетий (сборник)
– Продолжен ли род его? – спросил Руса. – Надобно мастерство его сохранить для потомства.
– Мы найдем его, – ответил Иштаги.
– Хочу иметь ножны золотые с чеканкой, – сказал Руса. – Разыщи мастера. А чтобы хорошо работал, дай ему вот этот перстень. Скажи, что царь Руса ему дарит от щедрого сердца.
Руса обошел парадные залы дворца и поднялся на плоскую кровлю, откуда открывался вид на живописные горы, на зеленые луга и на реку Ильдаруни. Отсюда было видно строительство канала плодородия. Вечерело, но там, у базальтовых скал, толпились люди, слышались голоса сотенных и звон кирок, ударяющих о крепкую породу.
– Как строится канал? – спросил Руса, пытаясь с кровли дворца разглядеть каменное ложе канала.
– Сейчас лучше работают, – ответил Иштаги. – Я велел кормить. Первое время падали и умирали, как мухи. Никакие плети не помогали. Много их в землю легло…
Руса молча смотрел на канал. Он думал о другом.
– Завтра в полдень встретим царя скифского, – сказал он Иштаги. – Сговор поведем против врагов земли нашей. Готовь встречу и пиршество.
СГОВОР ЦАРЕЙ
Забегали слуги и повара. Защелкали тяжелые железные замки на царских кладовых. Охранники срывали печати с карасов, наполненных душистым маслом. Хранителю сокровищ, одноглазому Уаси, было велено подать для пиршества бронзовые чаши. Это были старинные чаши, сделанные далекими предками Русы. Они имели свойство издавать серебристый звон, когда ими чокались. Заморские гости постоянно удивлялись этим певучим чашам, но секрет их изготовления урарты не выдавали. Нередко гости спрашивали друг друга: «Как же делают эти волшебные чаши?» И всегда был один ответ: «Это тайна урартов. Не хотят урарты торговать своими чашами, не хотят выдавать секрет своих мастеров».
Много забот у одноглазого Уаси. Битком набиты сокровищами царские кладовые. Тяжелы железные запоры. Наложены на них печати царской сокровищницы. Надо все рассмотреть и решить, что порадует глаз Русы, что удивит гостей царских.
Уаси взял с собой надежных слуг и стал обходить хранилища. Вот кованые бронзовые ларцы с драгоценными камнями. Тут и рубиновые перстни из Согдианы, и чудо-бирюза из Хорезма, и прекрасное ожерелье из Египта, и резная слоновая кость из Сирии. Все украшено камнями и горит всеми цветами радуги. Уаси берет царские кубки, и взор его останавливается на золотых светильниках. Это подарок фараона египетского. Хоть и умелые мастера в Урарту, а такой ювелирной работы никогда не видал старый Уаси. Как искусно сделаны цветы лотоса! Тончайшая работа, удивление для глаз!
Уаси раскрывает ларец с ожерельями. Иштаги приказал нарядить прислужниц в дорогие украшения. «Пусть узнают гости, как мы богаты», – сказал он удивленному Уаси.
Старик любуется золотистыми сердоликами, блестящими, полированными агатами, сапфирами и хризолитами. Его единственный глаз светится восхищением. Страшно выдать такую ценность прислужницам. А впрочем, чего страшиться? Куда они денутся с этим богатством? Стража зорко охраняет дворец: не пройти мимо нее незамеченным. А если поймают вора, не сносить ему головы: строго судят каждого, кого обвинят в воровстве.
Слуги, нагруженные сокровищами, спешат в зал пиршества.
Здесь уже хозяйничает Иштаги. Глаза его налиты кровью, голос подобен трубному звуку слона. Дрожь охватывает слуг. Плеть Иштаги каждого настигнет.
В зале для пиршества пол устлан коврами. Круглые столы из драгоценного черного дерева украшены резьбой из слоновой кости. В центре зала сверкают позолотой два тронных кресла. Рядом с ними, точно стражи, стоят грозные фигуры крылатых львов с человечьими головами. Глаза их, сделанные из блестящего агата, зловеще сверкают. В серебряных курильницах дымятся ароматические смолы. Стоят опахала, украшенные тончайшей вышивкой.
По приказу Иштаги привели самых красивых рабынь. Они должны прислуживать гостям во время пиршества. Легкие полотняные одежды, дорогие ожерелья и браслеты сделали их еще красивей. Смущенно улыбаясь, девушки рассматривают непривычные для них украшения. Иштаги доволен видом прислужниц. Он велит Уаси выдать им душистого масла, чтобы благоухали, как цветы.
– Вот чем мы удивим царя скифского! – говорит Иштаги хранителю сокровищ. – Не у каждого царя найдутся такие красивые рабыни.
– Откуда они? – спрашивает одноглазый Уаси.
– Разные, – отвечает Иштаги. – Всё больше из Мидии. Там хороши девушки… А как переменились! – удивляется Иштаги. – Пусть знает скифский царь, как мы богаты: даже рабынь одеваем по-царски.
Иштаги рассматривает золотые кубки, корзины из слоновой кости для цветов и фруктов, серебряное ложе для отдыха. Все хорошо, все богато. Но Иштаги не спокоен.
– Все ли чудесные сокровища взяты из кладовых? – спрашивает он одноглазого Уаси. – Не забыли ли чего, что достойно внимания царей?
Уаси вспоминает. Как же это он забыл про светильники на высоких треногах! Это редкие светильники, недаром их привезли из самого дальнего горного селения. Настоящие белые лилии. И треноги, увитые листьями, хороши… Он велит слугам следовать за ним, чтобы принести в празднично убранные комнаты эти светильники, привезенные для царской дани.
Где-то в горах, далеко от Тейшебаини, жили мастера по камню. Они обрабатывали белый и розовый камень, который добывали в горах. С давних пор приезжали туда купцы из разных мест и в обмен на чаши, светильники и статуэтки, сделанные умелыми мастерами, привозили горцам пшеницу, бронзовые топоры, кунжутное масло, заморские ткани. Так было до тех пор, пока в горное селение не прибыл царский сборщик. Увидел он светильники и тут же отобрал их для царского дворца. С тех пор бедным горцам велено трудиться на царский двор и ничего не менять у купцов. Дань эту раз в год увозили на лошадях по узким горным тропам, за много дней пути до Тейшебаини…
В дворцовой кухне было особенно оживленно. На вертелах жарились целые туши молодых барашков. На громадные деревянные блюда были уложены жареные утки и гуси. Запах пряных соусов щекотал ноздри и вызывал аппетит. Рабы, стоящие у кипящих котлов, мучились от голода больше, чем в обычные дни. Женщины, работающие у печей, падали от усталости, но грозный вид царского повара Даюки заставлял трепетать их.
Царский повар Даюки с морщинистым, как печеное яблоко, лицом и длинными, как у обезьяны, руками непрестанно кого-то ругал и размахивал громадной бронзовой вилкой, предназначенной для того, чтобы перевертывать на огне жареную баранину. Эта вилка постоянно заменяла повару плетку. Рабы-прислужники знали, как неприятно ее прикосновение к голой спине. Каждый старался избегнуть столкновения с Даюки, но длинная вилка доставала рабов повсюду.
