Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа
На улице было темно и пусто. Когда Форнарина свистнула, то на противоположной стороне улицы показалась какая-то тень, которая медленно отделилась от перил набережной и направилась к домику, где жила Марта; через несколько минут после этого дверь домика полуотворилась, и чей-то голос тихо шепнул:
– Форнарина?
– Я, господин. Это вы, ваше сиятельство?
– Да.
– Хозяин ушел, но он должен скоро вернуться.
– Хорошо, мы будем иметь достаточно времени, – пробормотала тень, и затем незнакомец сунул в руку старой итальянки кошелек, полный золота.
– Возьми и ступай, – приказал он.
– Да спасет вас само небо, – пробормотала старуха, вешая на ладони золото.
А между тем незнакомец вошел в дом и, поднявшись по лестнице, остановился перед комнатой Марты и постучал три раза в дверь.
Молодая девушка задрожала. Это не мог быть Арман, который ушел в свою мастерскую; это не была тоже и Форнарина, входившая всегда без шума.
А покуда она обдумывала это, дверь отворилась, и на пороге показался человек.
При виде его Марта вскрикнула и в испуге отступила назад.
– Это я, – проговорил вошедший и, сбросив с себя плащ, подошел к молодой девушке.
– Андреа!.. – прошептала она, задыхаясь.
– Ну да! Андреа. Неужели тебя удивляет эта случайность?
Марта не отвечала и отступила от него.
– Моя милочка, – продолжал холодно Андреа, – вы оставили меня из-за связи… Но вы должны бы были подумать, что я не позволю вам бежать от меня безнаказанно.
– Послушайте!
– Неужели вы предполагали, что виконт Андреа позволит увезти у себя свою содержанку, и притом еще какому-то скульптору без имени и без состояния.
Виконт сопровождал эти слова насмешливой улыбкой.
Марта опустилась в изнеможении на диван.
– Ну-с, пойдемте, дорогой ангел, – проговорил он с предательской нежностью.
И при этом он сделал несколько шагов вперед и взял ее за руку.
Марта вскрикнула.
– Нет! Нет!.. Уйдите, – шептала она.
– Я так и сделаю, – ответил спокойно Андреа, – но я надеюсь, что вы последуете за мной?
И адская улыбка показалась на его губах.
– Так как, – продолжал он, – я приехал, собственно, за вами. Посмотрите, в конце этой улицы нас ожидают носилки, а на другой стороне Тибра приготовлен почтовый экипаж, который и доставит нас прямо в Неаполь. Я нанял отель в Ишиа… и, собственно, для тебя, дорогой друг.
– Никогда… никогда… – шептала, потерявшись, Марта. – Я вас презираю.
– Может быть, но я тебя люблю, – перебил Андреа. – Я тебя разлюбил в то время… но теперь я все еще тебя люблю. Ты меня презираешь и ненавидишь – это основание для того, чтобы я похитил тебя… Ну, поскорей, моя милочка, накинь на себя какую-нибудь мантилью и следуй за мной… Нам нужно торопиться.
И, говоря это, Андреа схватил молодую женщину на руки.
– Ко мне! Ко мне! Арман! Форнарина! – кричала Марта, тщетно стараясь освободиться из сильных рук виконта.
Форнарина не отвечала, но на улице раздались чьи-то торопливые шаги. Марта узнала их – это шел скульптор. Арман не дошел до своей мастерской и, мучимый особенным предчувствием, вернулся с дороги. Проходя по улице, он купил в одной лавке кинжал и спешил к своей Марте.
– Арман! Арман! Помоги! – кричала молодая женщина.
– Арман не получит тебя, – нагло ответил Андреа и, вскинув ее на плечи, начал сходить с лестницы.
Марта продолжала бороться.
Арман услышал ее, и в ту минуту, когда Андреа сошел с последней ступени, на пороге показался скульптор.
– Дорогу! – крикнул Андреа.
– Назад, разбойник! – ответил Арман, хватаясь за свой кинжал.
– А! А! – улыбнулся со злостью виконт. – Значит, нужно поиграть ножом.
И, подвинувшись назад, он бросил Марту на пол.
Затем он выхватил свой кинжал, и с минуту соперники оглядывали друг друга.
Комната, в которой они находились, полуосвещалась маленькой лампой, но ее света было вполне достаточно, чтобы молодые люди могли рассмотреть друг друга.
– Так это вы, Андреа? – спросил, наконец, скульптор.
– А это вас называют Арман? – задал, в свою очередь, вопрос виконт самым насмешливым тоном.
– Презренный! – крикнул Арман. – Прочь отсюда, негодяй! Пошел вон сейчас же!
– В таком случае отдай мне мою содержанку. Я беру свое… отдай мне ее, и я сейчас же уйду.
– Тварь! – пробормотал Арман, подходя к виконту.
Но Андреа сделал скачок назад и взмахнул своим кинжалом.
– Мне кажется, – заметил он, – что мы собираемся поиграть с этой бедной Мартой.
– Это будет игра смерти для тебя, – ответил ему Арман и бросился на него.
Но Андреа продолжал отступать, как делают это обыкновенно тигры для того, чтобы собраться с силами и вернее напасть.
И действительно, он наконец бросился на скульптора, но его кинжал ударился о кольчугу, которую скульптор имел на себе, и, не причинив ему вреда, соскользнул.
Тогда враги сцепились, нанося друг другу массу ран.
Это была ужасная, ожесточенная драка…
Бились на жизнь и смерть…
Обитатели улицы слышали крики и шум, но считали за лучшее не вмешиваться в чужое дело, говоря, что «у прекрасной француженки, вероятно, было два обожателя, которые и встретились теперь».
Битва продолжалась недолго – один из соперников нанес удачный удар другому в горло, и тот, обливаясь кровью, упал на пол.
Тогда победивший, несмотря на то, что сам истекал кровью, подошел к молодой женщине, которая лежала без чувств, и подняв ее, вынес из дома.
Это был виконт Андреа.
А побежденный – Арман…
И в то время, когда он находился в предсмертной агонии, его враг похищал у него ту женщину, которую он любил так, как никто еще, может быть, не любил.
* * *Во вторник 1843 года в одном из громадных домов улицы Дюпере художник Поль Лора давал костюмированный бал.
Все художники, скульпторы, артисты, актеры и актрисы сошлись здесь братски, чтобы повеселиться и отдать должную дань могучему таланту хозяина праздника.
В мастерской, обращенной в большую залу, танцевали маски. И каких только представителей истории нельзя было тут встретить: дамы короля Людовика XV танцевали с пажами Карла V, а в первой кадрили сошлись одновременно королева Елизавета Английская, маркиз де Лаи-цун, Агнесса Зоре и Людовик XIII.
Покуда в мастерской танцевали, некоторые из присутствующих гостей сидели на террасе и наслаждались чистым и свежим ночным воздухом.
Было уже одиннадцать часов, около одной из колонн, на террасе, сидел замаскированный, по виду еще молодой человек в костюме придворного времен Марии Стюарт.
Облокотившись на руки, он, казалось, не принимал ни малейшего участия в веселье, и веселые звуки музыки нисколько не занимали его и не доходили до него.
