Михаил Шевердин - Перешагни бездну
Мулла Ибадулла Муфти гудел;
— Козни, происки паршивых, э, собак неверных не лишат, э, сиятельного эмира власти, врученной ему аллахом. Эмир — помещик, владеющий, э, землей и скотом. Люди — его живность, овцы, так сказать. Советская власть посягнула на владения эмира, каковое есть Бухарский эмират. Эмир удалился из Бухары до времени, не желая оскверняться гноем проказы. Удалился еще и потому, что черная кость, э, раззявила рты. Эмиру нечего сидеть в Бухаре самолично. Хозяин имения, бай, благородный, чего носом уткнется в навозную кучу? Благородному полагается дышать чистым воздухом. В Бухаре наш эмир имеет своих, заместителей власти и приказывает крепче держать плеть ярости да вколачивать в скотов благоразумие.
С надсадой он прервал сам себя истерическим возгласом:
— Иия хакк! О истина! — И продолжал: — Да этих бухарских бесштанников спаршой на лысых черепах мордой бы в свинячью мочу,а тут наш превосходительный, э, халиф еще принужден утомлять своюголову заботами о стаде. А в награду за его богоугодные заботы аллах посылает эмиру весть о вновь обретенной дочери. О, утешение его отцовству! Йия хакк! Йия хакк! Вырвать из рук неверных собак! Да возвысится ислам в Туркестане, и да захлебнутся в своей крови «пирлетары» и «бадраги», записывающиеся в нечестивые колхозы. Истребить богопротивные колхозы,а с«актива» шкуру с живых содрать! Э, священная война! Колхозники-псы посмели. Святотатцы, посмели принцессу, дочь эмира, мучить в бездонной тьме, в оковах! Месть! Месть! ышнин требует возмездия. Подобно любимой дочери пророка Фатиме, нашa Фоннка-Моника-ой, дочь халифа правоверных эмира бухарского, воссияет в веках в своем потомстве. Джихад за поношение чести царской дочери вернет Сеиду Алимхану трон в Арке Бухары! Загоним же неверных в землю! Пусть жрут глину и блюют кровью! Йия хакк! Оомнн!
Мулла Ибадулла закончил свою речь, и в склепе водворилась тишина.
Тут же мулла Ибадулла просто выгнал всех молящихся, и притом грубо:
— Убирайтесь! Хватит! Помолились!
Первым смиренно удалился Сеид Алимхан. Он попросил всех собраться в курынышхане, то есть в зале приемов. Здесь все уже смогли рассесться с удобством на привычных, таких удобных курпачах-тюфячках, в надежде на дастархан с сытным ужином или хотя бы с пшеничными лепешками и сладостями. Оказывается, сегодняшнее собрание созвано по важным делам и вполне заслуживает парадного угощения. И думать легче за дастарханом. А думать есть о чем. Наговорил мулла Ибадулла Муфти такого...
По знаку эмира выступил вперед Начальник Дверей дворца Кала-и-Фатту Хаджи Абду Хафиз, носящий еще звание Главный сПосохом — церемониймейстер. Он извлек из-за пазухи свернутый трубочкой листок, развернул и начал читать вслух:
— «Благословение и радость! С прискорбием восприняли мы весть, что шелудивые собаки подтачивают трон ваш, и мы умоляемвсемогущего послать вам победу с помощью непобедимых сил ислама и инглизов, верных друзей наших. Хотим сообщить вамследующее: некоторые злые языки клевещут на нас, якобы мы осуждаем басмачей и хвалим колхозы. Сколько воду ни кипяти, она жирнее не станет. Как же нам говорить иначе, когда мы занимаем высокий пост у Советов и имеем силу? Иначе мы подорвем доверие к себе. Оттого, что нам приходится бить языком, вам,ваше величество, будет не убыток, а прибыль. Поверьте, на нас не направлены испепеляющие взоры большевых, мы знаем, что делать. Мы послали к вам двух самаркандских муллобачей довести до ваших ушей, что нашлась девушка по имени Фоника-Моника-ой, по слухам, дочь вашего высочества. Мусульмане из «Исламского союза среднеазиатских мусульман для борьбы с неверными» разузнали, что девица, про которую говорят, что она дочь ваша, проживает ныне в доме ишана чуянтепинского Зухара Аляддина, спрятанная от милиции и прокуратуры, которые обе объявили ее прокаженной, что неверно. О принятых мерах сообщим вам. Выражаем наше скромное мнение: очень важно, чтобы за границей знали о святотатственных притеснениях, которым подвергается принцесса. Мы же написали о счастливом обстоятельстве обнаружения царской дочери мусульманам Калькутты и Дакки, Каира и Аль Аммана, Стамбула и Багдада. Пусть знают и вознесут молитвы к престолу аллаха за эмира Бухары и за счастливое избавление его дочери от притеснений. И да помнят: когда высекается огонь, загорается пламя, когда поведают, узнаешь!»
Тяжелыми вздохами откликался на чтение письма Сеид Алимхан. Он старался изобразить на своем застывшем мучнисто-белом лице радость и горесть: радость по поводу того, что нашлась дочь, горесть потому, что дочь в столь ужасном положении. И все, даже самые черствые, не могли не посочувствовать озабоченному царственному отцу.
Но едва ли кто из присутствующих мог предусмотреть, что произойдет дальше.
— Увы, — заканючил эмир, — казна Бухарского государства пуста... рваные кошельки... коврики разные... на кирпичах... сырость, холод... преданные наши молитвенники... радетели... сидят в Бухаре в лохмотьях... голодные... гроша не имеют... заплатить сапожнику, прикинуть подметки на дырявые кавуши... молчите! — Он чуть поднял руку, задребезжав четками, когда по курынышу прошел шелест сочувствия. — Вас, наших слуг, тоже знаем... подхалимы вы, говорящие «добро пожаловать», подносящие нам подносы... пустые... держащие за пазухой камень злословия... сироп во рту... языком лицемерия лижущие пыль следов... Вы готовы удалиться за один рубль... объедаетесь, жиреете... а газии расцветают кровавыми гвоздиками ран...
Решив, что перлов красноречия в духе проповедей достаточно, Саид Алимхан устало откинулся на спинку трона и, изнывая, бормотал:
— Остальное потом... поговорим... скоро теперь.
Все переглянулись. Впервые за многие годы они услышали от эмира подобное. Действительно, надвигаются события,
Но если они надеялись услышать новости, их ждало разочарование. Всем своем видом их повелитель показывал, что разговор его утомил.«Золотая гортань» его нуждалась в отдыхе. Тогда открыл рот и начал вещать Ходжи Абду Хафиз — Начальник Дверей. Эмир ему всегда поручал говорить неприятные вещи. Начальник Дверей отлично умел «расстилать пустой дастархан на холодномполу. Любое его слово сулило гадости.
Тыкая в каждого тяжелым от перстней указательным пальцем, он назвал по именам некоторых из придворных, чем вызвал гневные тиграм, хотя еще никто не знал, к чему он клонит. А он вещал:
— По случаю радостной вести надлежит преподнести счастливому отцу, обретшему дочь свою, полагающееся по обычаю «суюнчи» — святой дар. И надлежит ознаменовать радость подвигами оружия. Вот вы, господин Мир Патта-бек. Вы возглавите отряд газиев и отправитесь в Гиссар, и да трепещут неверные! А вы, Искандер-бек— вы же, сын мученика диванбеги, злодейски казненного революционерами, вы горите жаждой мести! А вы, Кумырбек, вваших жилах афганская кровь, и вы, конечно, не допустите, чтобы ваша родная мать терпела от большевистских властей Бухары. А вы, господин Джахангир-инак, старейший и почтеннейший, пусть ваша мудрость руководит вами в походе...
