Анатолий Ковалев - Потерявшая имя
— Кто такие будете? — строго поинтересовался князь.
— Пришлые люди, барин, — бойко ответил за гостей староста, вообще не лезший за словом в карман. — Говорят, воевали под Бородином…
Не успел он закончить, как один из «пришлых людей» выхватил из-за пазухи нож и бросился на Белозерского. Плохо бы пришлось князю, если бы не мужик, стоявший за его спиной. Он вовремя подоспел и выставил вперед вилы. Остро заточенные зубья вошли чужаку прямо в живот. Тот зарычал по-звериному и бухнулся без чувств на пол. Второй стремглав бросился в окно, но там его поджидали вилы заскорузлого мужичонки, что приходил с доносом к барину. Однако разбойник каким-то образом от вил увернулся и всадил мужичонке нож. Тот успел лишь издать предсмертный хрип и, прошептав: «Мама родная!» — пал замертво. А разбойник, не тратя времени понапрасну, пустился бежать.
— Догнать! — что есть мочи заорал Илья Романович.
Староста закричал жене, чтобы увела детей, выглядывавших из разных углов и с интересом наблюдавших, как корчится в муках гость, который только что мирно ужинал за их столом. Не успела перепуганная женщина исполнить мужнин приказ, как Белозерский вскинул ружье и прострелил умирающему чужаку голову.
Травля бежавшего закончилась на болоте. Вся деревня ополчилась против разбойника. Люди шли по пояс в тумане, который поднимался от мутных вод плотной, густой массой. Зажженные факелы не улучшали видимости. Злоумышленник навсегда бы сгинул в этом ночном киселе, если бы не собаки. Крестьяне спустили с цепей всех своих псов, но проворнее других оказался Измаилка. Он-то и настиг в болотной жиже беглеца, перепрыгивающего с кочки на кочку. Тот попробовал было отбиться ножом, но изворотливый умный пес вцепился ему в руку так, что онемевшие пальцы выронили нож в трясину. Подоспевшие собаки начали рвать на чужаке одежду, прихватывая и тело. Князю это кровавое зрелище доставило огромное удовольствие.
— Так его, так! — кричал он в запале, соскучившись по настоящей охоте. — Кишки ему выгрызай!
Но вдруг в голове у Ильи Романовича промелькнула шальная мысль: «А ловким, однако, оказался негодяй! Такой бы мне пригодился на службе…»
— А ну, прибрали все своих собак, пока не перестрелял! — крикнул он мужикам. — Я говорить с разбойником желаю.
Несмотря на длинную черную бороду, живые, горящие глаза чужака выдавали в нем молодого человека лет двадцати двух. Он предстал пред князем в окровавленной, разорванной одежде, но при этом злой, острый взгляд его как бы обещал: «Сегодня ты на коне, а завтра я!»
— Как звать? — отрывисто спросил Белозерский.
— Илларионом.
— Чьих будешь?
— Я — вольный человек, — не без гордости заявил тот и с презрением посмотрел на крестьян.
Князь усмехнулся, заметив, как мужики ежатся под тяжелым наглым взглядом чужака.
— А что, Илларион, пойдешь ко мне на службу?
Предложение было столь неожиданным, что в рядах крестьян раздался изумленный ропот. Но еще более странной была реакция разбойника. Его как будто надломили. Он упал перед князем на колени, схватил его руку и прижался к ней губами.
— Спаси от псов своих окаянных, — заговорил он с горячностью, — а я за тебя в огонь и в воду!
Глаза Иллариона закатились, и он, потеряв сознание, упал в болотную жижу.
— Отнести его в усадьбу! — приказал Илья Романович мужикам. — И послать за фельдшером!
— Да как же так, барин? — возмутился молодой крестьянин. — Этот лиходей зарезал Демьяна, а ты его лечить будешь?
— У меня стало одним человеком меньше, это мне в убыток, — резонно заметил князь, зная по опыту, что простые хозяйственные доводы сильно действуют на мужиков. — А кто убыток причинил, тот и отвечать должен. Так вот пускай этот парень и заменит Демьяна.
Однако на этом приключение не закончилось. Князь велел принести из дома старосты вещи разбойника. В дорожных мешках были обнаружены съестные припасы: хлеб, сало, копченое мясо. Белозерский великодушно разрешил мужикам поделить меж собой провизию. Потом ему показали две солдатские шинели, сильно изношенные, утыканные разноцветными заплатами, словно скоморошьи кафтаны. Князь было махнул рукой, а потом вдруг крикнул старосте:
— Постой-ка! Не уноси!
Ему послышалось, будто что-то звякнуло внутри этого хлама, да и заплат было подозрительно много. Он рванул одну из них — выпал пятак. Рванул другую — покатился рубль. Глаза Ильи Романовича загорелись азартом, так бывало, когда он шел ва-банк за карточным столом. Мужики только ахали, наблюдая за ловкими руками барина. Каждая заплата имела свою ценность, всего набралось рублей пятьдесят. Все заплаты уже были надорваны. Белозерский недовольно повел носом, словно хотел вынюхать что-то еще, более существенное. Он стал с жадностью ощупывать сукно. Ничего больше не обнаружив, с остервенением швырнул шинель мужикам и принялся за вторую. Князь в этот миг напоминал пса, взявшего след. За подкладкой второй шинели он нащупал какой-то предмет.
— Дайте нож! — закричал он не своим голосом.
Ему подали. Он надрезал подкладку и разорвал ее. Под ней лежала миниатюрная табакерка из чистого золота. На крышке красовался чей-то родовой герб в виде филина, держащего в когтях змею. Такие табакерки вошли в моду при императрице Елизавете Петровне, запретившей курение во дворце и приучившей царедворцев нюхать табак, а посему этой вещице было никак не менее пятидесяти лет.
Отпустив мужиков, Илья Романович вновь уединился в кабинете, уже совсем в ином настроении. Он нежно гладил свою драгоценную находку, и от этого на душе у него воцарялся мир и покой. На рассвете за окнами кабинета внезапно повалил крупными хлопьями снег, совсем по-зимнему, а ведь октябрь только-только начался. Старики обещали, что зима будет лютой.
А в Москве шел проливной дождь, тот самый благодатный дождь, который не позволил взорваться пороховым бочкам под стенами Кремля. Французы уходили… Всего тридцать шесть дней они пребывали в древней столице, и за это время Великая армия превратилась в неуправляемое стадо пьяниц и мародеров. Войско таяло от болезней, голода и бесконечных вылазок русских партизан. За тридцать шесть дней стояния в Москве было потеряно около тридцати тысяч солдат и офицеров, как во время кровопролитной битвы. Наполеон ждал послов от русского царя для заключения мира, но так и не дождался. Как ни уговаривали Александра Павловича мать Мария Федоровна, брат Константин и многочисленные царедворцы склонить голову перед неприятелем, император был непреклонен. Он готов отступить на Камчатку и стать императором камчадалов, но миру с Бонапартом не бывать!