Виктор Вальд - Проклятие палача
Конечно же, стрелы нужно извлечь из тела. И скорее прав этот раненый человек, что это не простая задача, которую можно решить простым вырыванием из человеческого мяса смертоносного железа. Нужно надрезать рану. Погрузить в нее это полезное устройство. Укрепить его на ободе наконечника стрелы. И только тогда проклятый наконечник можно извлечь из тела. И не рывком, а медленно, помогая и если нужно разрезая волокна мышц ножом. Все это слова. Слова, сказанные раненым. Более сложнее и мучительнее все это сделать.
А началось все с того, что Юлиан Корнелиус кисло улыбнулся, и обреченно сказал:
– Ты все равно умрешь. Мы извлечем стрелы из ноги, предплечья, плеча. Но стрела в твоем животе… Я, наверное, смогу раскромсать тебя, так как тебе будет угодно сказать. Да и не наверное, а точно смогу. Скажу правду, мне приходилось возиться с тушами свиньи и быка. Были у нас такие занятия в университете. Не для всех, а только для тех, кто этого желал. Резать не так уж и сложно, хотя и противно. Но что дальше…
Раненый попытался в разрыве клочковатой дикой бороды изобразить улыбку, но вспомнив о том, что от его изгиба губ отворачивались даже монахини, не стал этого делать. Он решил успокоить лекаря только убедительными словами. Словами, произнесенными тихим спокойным голосом, как можно более окрашенным благодарностью за помощь:
– Бог воздаст вам благородный лекарь за ваши старания. Сейчас мы вытащим ту стрелу, что в плече. Тогда мне будет свободнее, и я смогу помочь не только словами. А рана в животе… Ею мы займемся последней. Я не чувствую невозвратных осложнений. Во всяком случае, из моего ануса не хлыщет кровь. Хотя можно проверить, если погрузить в него палец…
Юлиан Корнелиус сглотнул слюну:
– Уж не хочешь ли ты, чтобы я погрузил свой палец в это самое место.
– Нет, лекарь. Я смогу сам, когда мы вытащим все стрелы. А с той, что в животе… Я сам справлюсь.
Лекарь вновь сглотнул слюну и едва слышно пробормотал:
– Любопытно будет посмотреть.
А посмотреть было на что.
– Этот нож подойдет, – беря левой рукой поднесенный девушкой тонкий нож с коротким лезвием, сказал раненый мужчина в синих одеждах, – Легонько потяните ложку, лекарь.
Юлиан Корнелиус сделал легкое усилие. Но мужчина в синих одеждах даже не застонал. Напротив, он скользнул вдоль стрелы ножом и погрузил его рядом со стволом ложки. Сделав несколько надрезов, раненый ровным голосом велел:
– Вынимайте осторожно. Наконечник показался? Хорошо. Теперь рывком. Вот и первая… Теперь сразу же займемся той, что в предплечье.
Эту стрелу вытащить оказалось легче. Дрожь в руках Юлия Корнелиуса исчезла.
«Не такая уж и сложная работенка у этих ремесленников хирургов. Первый раз – и мне уже все это понятно. Пожалуй, из бедра стрелу я смогу вытащить и сам», – подумал лекарь, чувствуя, как веселость разливается по его телу.
Но раненый настойчиво просил своего участия:
– В этом месте бедра проходит очень важный сосуд. Если его повредить, кровь остановить будет очень сложно. Я видел раненых в ногу, которые умирали от потери крови скорее, чем возможно было произнести слова молитвы Pater noster[22].
После этих слов мужчина в синих одеждах попросил девушку дать ему инструменты, названия которых лекарю ничего не говорили. Закругленные плоские узкие куски железа. Они, как и другие инструменты, лежали в кипящей воде. Так велел раненый. Все это время девушка безропотно держала котелок на палке над одним из светильников.
Было страшно смотреть, как эти куски железа рукою раненого входят в его тело. Входят, причиняя боль. Ужасную боль. Боль, которая никак не выражалось ни на лице, ни в стенаниях, ни даже в зрачках этого странного человека. Вслед за полосками металла в рану погрузился нож. После нескольких движений им, мужчина спокойным голосом попросил лекаря взяться за инструмент, придуманный мудрым арабским хирургом. И у ремесленников иногда появляются проблески мудрости.
Юлиус Корнелиус смотрел то на окровавленный наконечник стрелы, то на прикрывшего глаза странного раненого.
«Да человек ли он? Как можно не взвыть, не закричать, не застонать? Под силу ли это человеку. Как можно собственными руками резать собственное тело? Кто он? Святой или… Демон? Слуга сатаны? И я… Я помогаю демону?»
От этого открытия Юлиуса Корнелиуса бросило в жар, который необъяснимо перешел в озноб. Ноги лекаря задрожали, и он устало опустился на дощатый пол. Его голова затуманилась и забродила тысячью взаимоисключающих друг друга мыслей. Сколько это продолжалось, Юлиус Корнелиус не мог и сам себе ответить. Он очнулся только тогда, когда главная мысль разогнала все остальные.
«Мне приказали его вылечить. Я выполняю приказ. А спасаю ли я демона или человека… Это не важно. Пусть другие разбираются, но без меня. Я никому ничего не скажу. И все-таки это скорее демон, чем человек!».
Лекарь с трудом поднялся, посмотрел и опять уселся на пол.
Девушка, которую раненый назвал Гретой, с улыбкой на устах… сшивала рану на бедре. Сшивала запросто, как обыкновенная сельская девушка сшивает порванный мешок. Нет, скорее как прилежная белошвейка сшивает края дорогой одежды. Только белошвейки при этом еще напевают.
Слава Господу, эта не пела. Она просто и деловито вонзала дугообразную иглу в человеческую кожу, оттягивала ее и через рану вонзала ее в другой край кожи. И все это плавно и в тоже время быстро и точно.
Едва она закончила свое страшное шитье, мужчина в странных одеждах ласково сказал:
– Теперь уже можно и сверху покрыть мазью рану.
– Мазью? Рану? Зашивать рану как… Как…(Лекарь не подобрал нужного слова).
Он уже был на ногах, и с растерянностью смотрел на то, как девушка деревянной дощечкой достает из стеклянной баночки что-то желеобразное и растирает его по ране.
– Это только поможет мне, – с убеждением тихо сказал раненый, – Я знаю, и множество раз видел, как раны прижигают раскаленным железом или кипящим маслом. В молодости я был на войне. Такое лечение доставляет больше мучений, чем сама рана. Я знаю, у меня есть шрамы от такого прижигания. Но однажды я видел, как одному из сопровождавших отряд цирюльнику после большого боя не хватило масла для прижигания, и не было возможности разжечь костер, чтобы накалить железо. И тогда он взял, что у него оставалось. Помолясь, он стал прикладывать к ранам мазь из яичного желтка и розового масла. Таких раненых мы увидели поутру бодрыми и хорошо выспавшимися. Их раны были невоспаленные и не припухшие. А те, раны которых залили кипящим маслом, были измучены лихорадкой и с припухшими краями ран.
– Это дьявольщина какая то, – прошептал Юлиус Корнелиус.
