Рассел Уитфилд - Гладиатрикс
Но вот Лисандра завершила свою речь, льдисто-синие глаза быстро обежали собравшихся. Последовала небольшая пауза… Внезапно юноша, стоявший в первом ряду, начал аплодировать. Рукоплескание было подхвачено, и вот уже под куполом храма эхом отдавались приветственные и благодарные крики.
Телемах только головой покачал. Вот уж чего он не ждал, так это того, что суровые призывы Лисандры встретят такой восторженный отклик. Пришлось и ему, невзирая на удивление, вежливо похлопать в ладоши. Может быть, он слишком строго судил этих людей?..
— Хочет ли кто-то из вас с чем-нибудь обратиться к богине… или к ее жрице? — дождавшись, пока утихнет овация, спросила Лисандра.
Юноша из первого ряда вскинул руку, и она подозвала его к себе. Кажется, он вовсе не решился бы подойти, если бы его не толкали под бока сразу несколько приятелей.
Наконец он прокашлялся и несмело промямлил:
— Позволено ли мне будет спросить?.. Я не знаю, ведь ты… Ахиллия?
Вот когда Телемах чуть не хлопнул себя по лбу. Уж конечно, не речи Лисандры произвели такое впечатление на толпу. Все дело было в ней самой. Они узрели свое земное божество, свою гладиатрикс. Телемаху было отлично известно, что Лисандру отнюдь не ослепила недавно приобретенная слава, но он умудрился забыть о том, что народ понятия не имел о своей Ахиллии как о живом человеке. Люди поняли только то, что несравненная героиня недавних игр, отважная эллинская воительница явилась предводительствовать ими на молитве.
Он увидел, как дрогнули ноздри Лисандры.
Она выпрямилась во весь рост и ответила:
— Да. Это я.
— Я нахожу тебя великолепной, — проговорил юнец, и даже густой дым благовоний не помешал Телемаху разглядеть, как вспыхнули его щеки.
— Это лишь предположение, а не утверждение истины, — по-спартански сурово отозвалась Лисандра, но Телемах слишком хорошо знал ее, и от него не укрылось, что она с трудом сдерживала улыбку. — Однако здесь не место и не время для подобных речей. Есть ли у тебя дело к богине?
Юноша окончательно смешался и отступил прочь. Приятели принялись безжалостно пихать его локтями, пока строгий взгляд Лисандры не заставил их угомониться.
Более зрелые слушатели испросили у жрицы несколько советов, по мнению Телемаха, довольно поверхностных.
— Как мне вырастить сыновей добрыми людьми?
— Строгость и ответственность — родители добродетели, лаконично отвечала спартанка.
Однако большинство народа откровенно стремилось поскорее завершить службу. Телемах решил, что они желали переговорить с молодой жрицей в менее священной и торжественной обстановке.
Лисандра предложила всем, кто того пожелает, сделать приношения. Это означало, что ритуал близится к концу.
Как только двери храма заново распахнулись, люди хлынули на улицу, ожидая, чтобы к ним вышла Ахиллия. От Телемаха не укрылось, что кое-кто спешил поделиться жгучей новостью с прохожими. Еще бы! Гладиатрикс в святилище!..
— Ты уверена, что тебе надо туда? — негромко спросил он, заметив, что Лисандра собралась выйти наружу.
— Конечно. Ты только посмотри, сколько сделано приношений!
Телемах посмотрел. Чашу, установленную на алтаре, переполняли монеты. Обычно на самом ее дне сиротливо позвякивали несколько сестерциев, но сегодня верные явили небывалую щедрость. Телемах быстро пересыпал деньги, заработанные славой Лисандры, в особый мешочек и возвел глаза к статуе Афины.
В это мгновение он мог бы поклясться, что мраморные губы осенила легкая улыбка.
— Да, богиня присматривает за людьми, посвятившими ей жизнь, — пробормотал Телемах, и на сей раз это были вполне искренние, глубоко прочувствованные слова.
Он ведь помогал Лисандре без какого-либо корыстного замысла, только желая уравновесить добром все то зло, что беспрестанно сыпалось ей на голову. Мог ли жрец предположить, что первая же ее служба доставит больше пожертвований, чем ему обычно удавалось собрать за неделю?..
Если он хоть что-нибудь понимал, то в последующие дни денежные сборы будут только расти.
— А-хил-ли-я! А-хил-ли-я! — нараспев скандировали на улице.
— Что ж, почему бы и нет, — со смешком пробормотал Телемах.
Он и сам отчасти понимал этих людей. Эллины оставались гордым народом, хотя в империи их отказывались воспринимать как равных. Да и пески арены, как правило, являли собой вотчину героев-варваров. То, что непобедимая Ахиллия была эллинкой, делало ее в их глазах чуть ли не знаменосцем национальной чести.
Подойдя к дверям, Телемах увидел Лисандру в окружении жадных поклонников. Ей совали в руки обрывки пергамента — подписать на добрую память. Иные желали хотя бы прикоснуться на счастье к одежде кумира. Афинянин внимательно присмотрелся к спартанке. Там, под внешне непроницаемой маской, Лисандра просто купалась в лучах всеобщей любви. Она так напитывалась энергией толпы, что казалась выше ростом. В какой-то момент эта самая толпа чуть не снесла Телемаха с ног. Он даже испугался за безопасность своей подопечной, но нет, оказывается, она очень хорошо умела управляться с людьми. Под ее началом беспорядок вскорости прекратился, обожатели выстроились у стены и начали подходить к ней чинно, по очереди.
Телемах, на которого перестали обращать внимание, отступил назад, в тишину храма, и прислонился к стене. О да, шрамы, которыми наградили Лисандру недавние страдания духа и плоти, останутся при ней навсегда. Но, похоже, зрительское обожание было для нее самым могущественным лекарством. Ласковое прикосновение руки и разумное слово не могли произвести подобного действия. Они лишь затягивали страдание тонкой кожицей, замешанной на жалости. Народная любовь создавала броню.
Конечно, спартанский склад ума нипочем не позволит ей увидеть происходящее в истинном свете. Но прямо на глазах Телемаха попранное «я» Лисандры вновь воскресало из обломков. Если должным образом его направлять, то оно не обратится к тщеславию, не выродится во зло.
Надо только помнить, насколько переменчива толпа. Сегодня она готова любить Лисандру, но если гладиатрикс оступится на песке арены, толпа с той же легкостью от нее отвернется. Приветственные возгласы сменятся шиканьем, на смену обожанию явится презрение. Как она тогда это переживет?
«Будущее покажет, — сказал себе Телемах. — Если зрительские восторги сегодня льются на нее целебным бальзамом, что ж, да будет так».
XXXVII
Лисандра была очень благодарна жрецу за то, что он позволил ей провести вечернюю молитву. Она понимала, чего тот добивался. Служба Афине вкупе с работой над свитками полностью занимала ее рассудок. Все это вместе было частью довольно-таки странной судьбы, сплетенной для нее рукою богини. Похоже, ей предстояло провести все свои дни в некоем публичном служении. Сперва она путешествовала как призванная жрица, несшая людям слово Афины. Потом были бои на арене. Теперь устами девушки опять вещала богиня, а впереди ее опять ждали схватки.
