Гарри Тертлдав - Череп грифона
— Я уверен, он говорит о тебе то же самое, — заметил Соклей.
— Ну и что, если и говорит? — спросил Менедем. — Ведь прав-то я!
Поскольку Соклей не стал с ним спорить, Менедем рассудил, что двоюродный брат и впрямь считает его правым. То, что Соклей просто не счел нужным вступать в спор, просто не пришло ему в голову.
* * *Вечером накануне отплытия Диоклей прошелся по борделям и тавернам Милета, собирая команду «Афродиты». Он позаботился о том, чтобы все моряки оказались на борту торговой галеры перед тем, как она покинула гавань.
— Ты охотишься за ними, как гончая за зайцами. — Менедем хлопнул келевста по спине. — И вытаскиваешь из любой норы, куда бы они ни забились.
— Я просто знаю, где искать, — ответил начальник гребцов. — Мне и положено это знать, клянусь богами. Когда я сам работал веслом, я проводил достаточно времени в таких заведениях, пьянствуя, развлекаясь с бабами и надеясь, что мои начальники не вытащат меня оттуда.
На следующее утро вскоре после рассвета «Афродита» покинула Милет. Некоторые моряки казались бледными и несчастными, но они выглядели так при выходе из каждого порта.
Соклей смотрел вдаль, хотя мог увидеть конечную цель путешествия только мысленным взором.
— Афины, — пробормотал он. — Наконец-то мы идем в Афины.
Менедем лукаво посмотрел на него.
— Я еще никогда не видел человека, который бы так стремился покинуть красивую девушку. Тем более что за тобой никто не гонится.
Его двоюродный брат пожал плечами.
— Метрикхе была очень мила, но она всего лишь гетера.
— «Всего лишь», вот как? — Менедем скептически фыркнул. — Полагаю, именно поэтому ты ни в какую не желал меня с ней познакомить.
Соклей покраснел. Менедем спрятал улыбку.
— Я ведь первый ее нашел, ты знаешь, — кашлянув пару раз, проговорил Соклей. Потом его голос стал тверже и резче: — И что-то я не припоминаю, чтобы ты представлял меня женщинам, с которыми знакомился во время наших остановок.
— Ну, мой дорогой, ты же всегда распекаешь меня за встречи с чужими женами, — ответил Менедем.
Соклей снова кашлянул, на этот раз так, словно подавился, и вскоре нашел повод, чтобы уйти на нос. Менедем ухмыльнулся и сосредоточился на рулевых веслах.
«Афродита» шла по Икарийскому морю; волны ударяли в ее правый борт, парус то раздувался, то безжизненно опадал под порывистым северным бризом. Менедем держал по шесть, а иногда и по восемь гребцов на веслах каждого борта, чтобы акатос не снижал скорость во время затиший.
К северу и к северо-западу из воды поднимались Самос, Икария и несколько островов поменьше; их центральные холмы напоминали зазубренные спины мифических чудовищ. Хотя больших островов было два, но только Самос считался действительно значительным местом, а Икария была захолустьем, где никогда ничего не происходило.
На сей раз Менедему не требовалось спрашивать у своего исторически подкованного двоюродного брата, почему соседние острова так сильно отличаются друг от друга. На Самосе имелась хорошая гавань. На Икарии же такой гавани не было, поэтому на острове не имелось полиса; там лежали только несколько деревень да несколько пастухов пасли свои стада. Большая жизнь проходила мимо этого острова, и «Афродита» тоже пройдет мимо него.
Акатос остановился на ночь у Патмоса, маленького острова к югу от Икарии. Патмос мог похвастаться хорошей гаванью с несколькими причалами для судов, однако других причин для гордости у этого каменистого и засушливого, пропеченного солнцем до цвета поджаристой хлебной корки островка, увы, не имелось.
Когда якоря «Афродиты» плюхнулись в воду, Соклей осмотрел заброшенные земли и сказал:
— Теперь я понимаю.
— Что именно? — спросил Менедем.
— В начале Пелопоннесской войны спартанский наварх по имени Алкид вел военные действия на севере отсюда, рядом с Эфесом, — ответил Соклей. — В те дни афинский флот был куда сильнее спартанского. Афинский военачальник — звали его Пакхес — выяснил, что спартанцы находятся неподалеку. Он преследовал их до Патмоса, но потом повернул назад.
Менедем почесал в затылке.
— Я все еще не пойму, о чем ты, мой дорогой.
— Он только разок взглянул на этот остров и ушел прочь, — сказал Соклей. — А ты бы на его месте разве не ушел?
— А! — Менедем еще раз кинул взгляд на Патмос: на скалы, песок и жалкую маленькую рыбачью деревушку, напротив которой они бросили якорь. — Понял. Я бы не хотел коротать тут дни, это уж точно.
Спустя некоторое время, как раз перед тем, как солнце погрузилось в Эгейское море, от берега, на котором стояла деревня, отчалила маленькая лодка и направилась к «Афродите», Когда лодка приблизилась, один из сидящих в ней людей окликнул родосцев:
— Кто 'ы? Откуда явились? Куда идете?
У него был странный выговор: наполовину ионический, наполовину дорийский и абсолютно неправильный. Менедем сказал, как называется их галера, и добавил:
— Мы идем из Милета, направляемся в Афины.
— А, — местный кивнул. — 'се это 'ольшие города. Мы тут редко с ними торгуем.
«Охотно верю, — подумал Менедем. — Если бы этот остров не лежал в дне пути от Милета, никто никогда не стал бы иметь с вами дел».
Парень в лодке спросил:
— Чего 'езете?
Теперь заговорил Соклей:
— Косский шелк. Пурпурную краску. Родосские благовония. Папирус и чернила. Прекрасный бальзам из Энгеди. Львиную шкуру.
Менедем заметил, что двоюродный брат не упомянул череп грифона, и это позабавило его. Неужели Соклей боится, что здешний люд может украсть череп? Вот уж глупость!
— Модное 'арахло, — резюмировал житель Патмоса. — Я мог 'ы 'огадаться. 'умал, 'ы — пираты, как 'ас увидел.
Люди часто совершали такую ошибку при виде «Афродиты». Упоминание о пиратах заставило Менедема насторожиться.
— А ты видел их в последнее время? Они появляются в этих водах? — спросил он.
— А то, — неопределенно ответил местный. Парень помедлил, чтобы сплюнуть в воду, потом сам задал вопрос: — Сколько хочешь за кувшин 'лаговоний? Моя женщина 'удет 'о смерти рада его получить.
— Клянусь богами! — пробормотал Менедем. — Никогда не ожидал, что проверну тут какие-то дела.
— Восемь драхм, — ответил Соклей жителю Патмоса так спокойно, как будто торговался на рыночной площади Родоса.
Менедема восхитило это спокойствие. Он думал, что местный отпрянет в ужасе: одна драхма могла на сутки обеспечить семью кровом и пищей, пусть и не самыми роскошными. Менедем снова посмотрел в сторону деревни — ничто там не наводило на мысль о богатстве.
