Джеймс Купер - Шпион, или Повесть о нейтральной территории
— Выходил ли он из дому по приезде и встречался ли с кем-нибудь, кроме родных?
— Ни с кем. Он никого не видел, за исключением нашего соседа — разносчика Бёрча.
— Кого? — вскричал полковник, внезапно побледнев, и отшатнулся, словно его укусила змея.
Данвуди громко застонал, стиснул голову руками и, вскрикнув: “Он погиб!” — выбежал из комнаты.
— Только Гарви Бёрча, — повторила Френсис, растерянно глядя на дверь, за которой исчез майор.
— Гарви Бёрча! — словно эхо проговорили все судьи. Два бесстрастных члена суда обменялись быстрыми взглядами и испытующе уставились на обвиняемого.
— Для вас, джентльмены, конечно, не новость, что разносчика Гарви Бёрча подозревают в том, что он служит королю, — сказал Генри, снова выступив вперед. — Он был приговорен вашим судом к тому же наказанию, какое, я вижу, грозит и мне. Поэтому я хочу объяснить вам, что с его помощью я только добыл себе платье, в котором прошел через ваши дозоры; но пусть меня ждет смерть, я до последнего вздоха буду твердить, что намерения мои были так же чисты, как слова невинной девушки, стоящей здесь перед вами.
— Капитан Уортон, — проговорил торжественно председатель суда, — противники свободы Америки находят множество хитрых способов подорвать наше могущество. И среди наших врагов нет более опасного, чем этот разносчик из Вест-Честера. Это шпион — ловкий, коварный, проницательный, ему нет равных среди людей его породы. Сэр Генри не мог придумать ничего лучше, чем установить связь между ним и своим офицером для последней попытки спасти Андре. Без сомнения, молодой человек, это знакомство может оказаться роковым для вас.
Благородное негодование, отразившееся на лице старого ветерана, встретило полную поддержку в суровых взорах его товарищей.
— Я погубила его! — вскрикнула Френсис, в ужасе ломая руки. — Вы тоже отвернулись от нас? Тогда он погиб!
— Молчите, невинное дитя, молчите! — сказал полковник в сильном волнении. — Вы никого не погубили, не приводите всех нас в отчаяние.
— Неужели любить своих близких — преступление? — пылко продолжала Френсис. — Неужели Вашингтон — великодушный, справедливый, беспристрастный Вашингтон — судил бы так жестоко? Обождите, пусть Вашингтон сам рассудит это дело.
— Это невозможно, — ответил председатель, прикрывая рукой глаза, как будто стараясь не видеть прелестную девушку.
— Невозможно? Ах, отложите суд хотя бы на неделю! На коленях молю вас, ведь и вы сами тоже будете нуждаться в милосердии в тот час, когда человеческое могущество становится бессильным. Молю вас, дайте ему хоть один день!
— Невозможно, — повторил полковник еле слышным голосом. — Мы выполняем строгие предписания, и так мы уже дали ему слишком долгую отсрочку.
Он отвернулся от стоявшей на коленях девушки, но не мог или не захотел вырвать у нее свою руку, которую она сжимала с отчаянной горячностью.
— Уведите арестованного, — сказал один из судей офицеру, охранявшему Генри. — Полковник Синглтон, мы удалимся из зала?
— Синглтон, Синглтон! — как эхо, повторила Френсис. — Значит, вы сами отец и можете понять, что значит горе отца: вы не станете, не захотите ранить и без того кровоточащее сердце. Выслушайте меня, полковник Синглтон, как господь бог выслушает ваши предсмертные молитвы, и пощадите моего брата!
— Уведите ее, — сказал полковник, пытаясь осторожно высвободить свою руку.
Но никто не двинулся с места. Френсис силилась прочесть выражение его лица, но он отвернулся, а она все не отпускала его.
— Полковник Синглтон! Еще совсем недавно ваш сын был тоже в смертельной опасности. Его приютили под крышей моего отца; в нашем доме он нашел покровительство и заботливый уход. Представьте себе, что этот сын — ваша гордость и утешение, что он единственный покровитель ваших младших детей, и тогда, если сможете, осудите моего брата!
— Какое право имеет Хис note 47 делать из меня палача! — с болью вскричал старый воин и вскочил — кровь прилила к его лицу, вены на висках вздулись от волнения. — Но я забылся, идемте, джентльмены, мы должны выполнить этот тяжелый долг.
— Нет, нет, не уходите! — закричала Френсис. — Можете ли вы так спокойно отнять сына у отца, брата у сестры? И этого требует дело, которое я так горячо любила? И это люди, которых я привыкла глубоко уважать? Но вы, кажется, медлите, вы слушаете меня, вы сжалитесь и простите его!
— Выходите, джентльмены, — сказал полковник, указывая на дверь; он выпрямился с величественным видом, тщетно пытаясь смирить свои чувства.
— Постойте, выслушайте меня! — воскликнула Френсис, судорожно схватив его за руку. — Полковник Синглтон, вы же отец — будьте милосердны! Сжальтесь над сыном! Сжальтесь над дочерью! Ведь и у вас была дочь. У меня на груди она испустила свой последний вздох. Вот эти руки в смертный час закрыли ей глаза… Да, да, эти руки, которые сейчас с мольбой сжимают ваши, оказали ей последние услуги. Неужто теперь мне придется оказать их и моему несчастному брату, которого вы хотите осудить!
Старого воина охватило сильное волнение, но он поборол себя, и лишь тяжелый стон вырвался из его груда. Гордясь этой победой над собой, он огляделся кругом, но тут им овладел новый приступ горя, и он склонил свою убеленную семьюдесятью зимами голову на плечо горячей просительницы. Верный меч, старый товарищ во многих кровавых битвах, выпал из его ослабевшей руки, и он воскликнул:
— Да благословит вас за это господь! — и громко зарыдал.
Долго не мог справиться полковник Синглтон с бушевавшими в нем чувствами, но наконец, взяв себя в руки, передал потерявшую сознание Френсис ее тетке и, с непреклонным видом повернувшись к своим товарищам, сказал:
— Теперь, джентльмены, нам надлежит выполнить наш долг офицеров. Своим чувствам мы предадимся потом. Какое решение вы приняли по делу подсудимого?
Один из судей вручил ему приговор, который он написал, пока полковник говорил с Френсис, и заявил, что такого же мнения придерживается и второй член суда.
В бумаге коротко сообщалось, что Генри Уортон был пойман как шпион, когда он переходил линию американских войск, переодевшись в чужое платье. По военным законам за это полагается смерть, и суд приговаривает капитана Уортона к казни через повешение; приговор должен быть приведен в исполнение не позже девяти часов следующего утра.
Применять самую суровую кару, даже к врагу, было не принято без утверждения главнокомандующего, а во время его отсутствия — без санкции заменяющего его офицера. Главный штаб Вашингтона помещался в Нью-Виндзоре, на западном берегу Гудзона, а потому можно было вполне успеть получить от него ответ.
