Джайлс Кристиан - Кровавый глаз
— С пятьюдесятью? — изумился я. — Жадный выродок дал мне всего тридцать человек, из которых лишь десять были настоящими воинами. Однако сражались они хорошо. — Я подумал об Эфе, Сабе, Эни и остальных уэссексцах. — Но корабли он не вернул, господин? Я ведь принес Эльдреду книгу, отдал ему в собственные руки. Вы могли вывести «Змея» и «Лосиный фьорд» в море.
— И бросить тебя здесь, в земле Белого Христа? — спросил Сигурд.
Я пожал плечами.
— Я же тебе говорил, Ворон! Нить жизни Флоки сплетена с моей, а моя — с твоей. — Сигурд снова остановился, на этот раз лоб его был наморщен, а челюсти, скрытые золотистой бородой, стиснулись. — Я всегда приду за тобой, пока в моих жилах течет кровь, — сказал он, и лицо ярла смягчилось. — Клянусь Одином, ты отлично поработал, малыш. Знаешь, все наши беспокоились о тебе. — Сигурд улыбнулся. — Полагаю, даже старик Асгот.
— А Аслак? — спросил я.
— Ты сломал ему нос, Ворон. Норвежцы могут быть тщеславными, словно женщины. — Ярл нахмурился. — Но думаю, Аслак тебя простил.
— Должен был простить, — сказал я. — Асгот вправил ему нос, а мой теперь кривой, как шпангоут.
Я повернулся, показывая Сигурду профиль.
— Ты прав, Ворон. — Ярл усмехнулся, шагнул ко мне, и его лицо вновь стало сосредоточенным. — Хочешь, чтобы я попробовал его выпрямить? — спросил он, изучая мой нос. — Уверен, у меня получится.
Я отшатнулся назад, схватился за рукоятку меча и заявил:
— При всем моем уважении к вам, господин, я лучше сражусь с вами, здесь и сейчас.
Сигурд рассмеялся еще громче.
Как мы и предполагали, сторожевая башня оказалась покинутой. Внутри земля была усыпана рыбными и куриными костями. В очаге, обложенном камнями, дымилась кучка белой золы. У стены была навалена груда сухих березовых веток и зеленого папоротника, чтобы можно было в любой момент испачкать небо желтым дымом. В противоположном углу стоял раздутый бурдюк с элем, но мы не стали его трогать, опасаясь, что содержимое отравили и специально оставили для нас.
— Тощая девчонка была там, — сказал Сигурд.
Он стоял на краю обрыва, глядел на крепость и фигурки людей, собравшихся перед южными воротами.
— Дочка олдермена.
— Кинетрит? — спросил я, чувствуя, как у меня внутри все переворачивается.
— Ага, плоскогрудая дочь Эльдреда. По-моему, она не питает ко мне нежных чувств. — Сигурд прыснул и на мгновение перестал быть похожим на убийцу.
— После всего случившегося едва ли можно ее в этом винить, — заметил я.
— Не вижу, почему девчонка должна на нас дуться. Ты ведь привел ее обратно к отцу, так? — Сигурд свел губы в нитку, пожал плечами и махнул рукой в сторону Карн-Диффрина. — Теперь мы уговорили этих грязных сукиных сынов отдать ее брата. Кинетрит должна быть нам признательна, парень. — Ярл хитро подмигнул. — Пусть она не толще блохи, но я не сомневаюсь в том, что эта особа совсем не такая хрупкая, какой кажется.
Я оскалился, и Сигурд поднял руки.
— Я шучу, Ворон. Ты настроен серьезно, да? Девчонка говорила со мной. Должно быть, она обожгла себе язык, поскольку я дикарь и язычник, но ей очень хотелось, чтобы я отправился следом за тобой и нашел до того, как ты вляпаешься в крупные неприятности.
Я прислонил щит к каменной стене, откупорил бурдюк и понюхал его содержимое.
— Вы оказали мне большую честь, господин, придя за мной.
— Я хочу получить назад свои корабли, — сказал Сигурд. — Мне нужна вторая половина обещанного серебра. Англичанин дал слово, если только оно хоть что-нибудь стоит. — Ярл сплюнул. — Мол, я получу сполна то, что он мне обещал, если отправлюсь за стену короля Оффы и помогу тебе вернуть его драгоценного сыночка. — Сигурд посмотрел на Карн-Диффрин, раскинувшийся под нами. — Мне очень хочется получить деньги за мальчишку, но я скорее поверю собаке, которая пообещает не гоняться за зайцами, чем этому олдермену. Какой человек пошлет сражаться за жизнь своего сына крестьян и чужеземцев? Да еще всего тридцать человек?
— Среди них есть хорошие бойцы, господин, — сказал я, указывая на уэссексцев.
— Эльдред — коварная змея, — презрительно фыркнул Сигурд.
* * *Я с сожалением опрокинул бурдюк и глядел, как пенящийся эль впитывался в землю. Ярл наклонился, сорвал пучок травы, подбросил его в воздух и наблюдал за тем, как ветер унес прочь легкие былинки.
Я ухмыльнулся, забыл о синяках и порезах, терзавших мое тело, покачал головой и сказал:
— У вас в голове больше хитрых замыслов, чем у самого Локи.
Лишь теперь до меня дошло, что уготовил валлийцам Сигурд.
* * *Уже смеркалось, когда я подул на пучок сухой травы и веточек, подпитывая искорку, нежно тлеющую внутри. Я подумал было о том, чтобы еще раз чиркнуть кремнем, но тут вспыхнул язычок пламени. Вслед за ним мне в лицо пахнуло желтым дымом, от которого я закашлял.
— Клади его сюда, Ворон, пока ты не спалил свою первую бороду, — сказал Свейн Рыжий и склонился над высокой кучей дров, наваленной на краю обрыва, совсем рядом со сторожевой башней.
Нам потребовалось много времени, чтобы натаскать их на вершину. Я бросил растопку в углубление, заваленное сухим хворостом, и почувствовал, как же сильно устал. Мы со Свейном стояли в стороне и смотрели на медленно разгорающийся костер. Остальные норвежцы в боевом порядке ждали внизу, сверкая шлемами и наконечниками копий в последних слабых лучах угасающего солнца.
— Только Сигурду могло прийти в голову такое, — с восхищением промолвил Свейн и подобрал бурдюк, опорожненный мною.
Когда он обнаружил, что кожаный мешок пуст, на него жалко стало смотреть. Свейн отшвырнул бурдюк, просунул руку в горловину кольчуги, достал из-за пазухи черствую заплесневелую корку, сунул ее в рот и принялся рассеянно жевать.
— Ты думаешь, получится? — спросил я, глядя на то, как под его густой рыжей бородой двигались мощные челюсти.
— Обязательно, парень, — пробормотал Свейн. — Может быть, сюда сбегутся все сукины дети, вскормленные валлийской сиськой. — Он почесал лицо. — Посмотрим.
К счастью, ветер по-прежнему дул с востока. Вскоре костер выплюнул высоко в воздух первые ярко-красные искры, которые полетели вниз, в долину. Они были похожи на светлячков, учившихся летать. Когда солнце скрылось за горизонт, костер уже ревел и шумно трещал. Он излучал такой жар, что нам приходилось подбрасывать новые ветки, держась от него поодаль и прикрывая лица ладонями.
Свейн снял кольчугу и рубаху. Его могучая грудь и крепкие руки, иссеченные шрамами былых ран, сверкали в багровом зареве. Густая рыжая борода и волосы походили на пламя, бросавшее вызов сгущающимся сумеркам. Для меня Свейн был воплощением могучего Тора, истребителя гигантов.
