Александр Дюма - Волчицы из Машкуля
— Довольно! Хватит! — сказал маркиз. — Генерал, вы меня знаете лишь со вчерашнего дня, а относитесь ко мне так, словно мы с вами дружим уже лет двадцать.
Почесав затылок, старый вандеец произнес, словно рассуждая про себя:
— Как я, черт побери, смогу когда-нибудь вас отблагодарить за все, что вы для меня делаете?
— Так вы согласны?
— Конечно, нет! Я отказываюсь.
— Что, вы не едете?
— Я не тронусь с места.
— В таком случае мне остается только сказать «Да поможет вам Бог!» и пожелать вам здоровья, — произнес старый генерал, теряя всякое терпение, — только, вероятно, случай — черт бы побрал его! — сможет нас снова свести как противников, словно в былые времена, но теперь-то вы для меня не чужой человек и, если судьбе будет угодно свести нас лицом к лицу в схватке, как это было тридцать шесть лет назад под Лавалем, клянусь, я отыщу вас!
— И я вас отыщу! — воскликнул маркиз. — Обещаю, что буду выкрикивать ваше имя, насколько позволит мне дыхание! Меня будет распирать от радости и гордости от сознания, что мы покажем всем этим молокососам, на что способны настоящие мужчины, участники великой войны.
— Ну вот, меня уже зовет труба. Прощайте, маркиз, и спасибо за гостеприимство.
— До свидания, генерал, и спасибо за ваши дружеские чувства. Мне ничего не остается, как доказать, что я их разделяю.
И два старика пожали друг другу руки. Дермонкур вышел.
Маркиз оделся и не отходил от окна, провожая взглядом уходивший по аллее в сторону леса маленький отряд. Отойдя от замка на сотню шагов, генерал дал команду повернуть направо, а сам, придержав лошадь, в последний раз посмотрел на невысокие остроконечные башенки замка своего нового друга и увидел, что маркиз машет ему на прощание рукой; затем он натянул поводья и присоединился к своим солдатам.
В ту минуту, когда маркиз де Суде отходил от окна, в которое он смотрел до тех пор, пока отряд вместе со своим командиром не скроется из вида, стало слышно, что кто-то робко стучится в узкую дверь, ведущую из его спальни через небольшую комнату к черной лестнице.
«Кого это черт сюда принес?» — подумал он.
И маркиз направился к двери.
Дверь отворилась, и он увидел перед собой Жана Уллье.
— Жан Уллье! — с искренней радостью в голосе воскликнул маркиз, — это ты! Наконец-то, мой храбрый Жан Уллье! Честное слово, день неплохо начинается!
Он протянул обе руки своему старому слуге, и тот поспешил их пожать с чувством признательности и уважения.
Затем, высвободив руку, Жан Уллье порылся в кармане и протянул маркизу клочок простой бумаги, сложенный как письмо. Взяв его в руки, маркиз де Суде развернул его и прочитал.
По мере того как он читал, его лицо озарялось радостью.
— Жан Уллье, — сказал он, — позови девушек, позови всех… Нет, подожди, принеси вначале мою шпагу, пистолеты, карабин, все мое военное снаряжение, подсыпь Тристану овса. Мой дорогой Уллье, кампания начинается! Наконец-то она начинается! Берта! Мари! Берта!
— Господин маркиз, — спокойным голосом заметил Жан Уллье, — для меня кампания началась еще вчера в три часа.
На зов маркиза примчались обе девушки.
У Мари были покрасневшие и распухшие глаза.
Берта сияла.
— Девушки, — обратился к сестрам маркиз, — вы отправитесь вместе со мной! Но сначала прочитайте, поскорее прочитайте.
И он протянул Берте письмо, которое только что ему передал Жан Уллье.
Письмо было следующего содержания:
«Господин маркиз де Суде!
Дело короля Генриха V требует, чтобы Вы выступили с оружием в руках на несколько дней раньше назначенного срока. Вам надлежит собрать как можно больше преданных нам людей в отряд, командование которым я возлагаю на Вас, и ждать в полной боевой готовности моего особого распоряжения.
Пребывая в уверенности, что присутствие в нашей маленькой армии двух амазонок поможет вдохновить наших друзей на подвиги, разжечь их боевой пыл, прошу Вас, господин маркиз, направить в мое распоряжение Ваших прелестных и очаровательных охотниц.
С уважением
Малыш Пьер».— Итак, — спросила Берта, — мы едем?
— Черт возьми! — воскликнул маркиз.
— Отец, в таком случае, — сказала Берта, — позвольте представить вам нового рекрута.
— Всегда пожалуйста!
Мари, не проронив ни слова, стояла не шелохнувшись.
Берта вышла и спустя минуту вошла, держа за руку Мишеля.
— Господин Мишель де ла Ложери, — произнесла девушка, голосом выделяя его титул, — спешит доказать, что его величество Людовик Восемнадцатый не допустил ошибки, когда пожаловал ему дворянство.
Маркиз, нахмуривший брови, когда услышал имя Мишель, постарался ничем не выдать своих чувств.
— Я с интересом буду наблюдать, как господин Мишель достигнет поставленной цели, — наконец сказал он.
И он произносил эту короткую фразу таким же тоном, каким, вероятно, отдавал распоряжения император Наполеон накануне битв под Маренго и Аустерлицем.
VII
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ОБЛАДАТЕЛЬНИЦА САМЫХ ИЗЯЩНЫХ ВО ВСЕЙ ФРАНЦИИ И НАВАРРЕ НОЖЕК НАХОДИТ, ЧТО ЕЙ БЫ БОЛЬШЕ ПОДОШЛИ СЕМИМИЛЬНЫЕ САПОГИ, ЧЕМ ТУФЕЛЬКИ ЗОЛУШКИ
Теперь нам, как бы сказал на охотничьем жаргоне Жан Уллье, следует вернуться назад по собственному следу и двинуться в сторону — то есть переместиться во времени на несколько часов назад, чтобы догнать убегавших из замка графа де Бонвиля и Малыша Пьера, ибо, как, вероятно, уже догадался наш читатель, они играют отнюдь не второстепенную роль в нашем повествовании.
Генерал не ошибся в своих предположениях: выйдя из подземелья, вандейские дворяне пробрались через развалины и вышли на дорогу, проложенную в низине. Здесь они остановились, чтобы решить, куда направиться дальше.
Человек, назвавшийся Гаспаром[4], склонялся к мысли, что им бы не следовало расставаться. Он заметил, что Бонвиль изменился в лице, когда Мишель объявил о приближении воинского отряда; он также уловил слова, нечаянно оброненные графом: «Прежде всего спасем Малыша Пьера!» — поэтому на протяжении всего пути он не переставал заглядывать в лицо Малышу Пьеру насколько ему позволял слабый отблеск факелов, освещавших им путь, и это привело к тому, что он обращался с ним сдержанно, не отказываясь, однако, от проявления самого глубокого почтения.
И неудивительно, что, когда они остановились на дороге, чтобы обсудить планы дальнейших действий, он произнес пламенную речь.
