Виталий Гладкий - Повелители волков
Теперь Одноухий носил красивый кафтан темно-красного цвета, и не абы какой, а из кожи буйвола, выделанной лучшими мастерами Египта. Она была очень мягкой, эластичной, не стесняла в движениях, и одновременно служила панцирем — редко какая стрела могла пробить такой кафтан. Он был подпоясан нешироким ремешком, на котором висели какие-то амулеты (серебряные! — отметил про себя Фесарион), брюки его были пошиты из тонкой красноватой замши, а сапоги вовсе не похожи на скифские — с высокими голенищами из толстой кожи; они вполне могли сойти за поножи.
Но главной ценностью у посетителя харчевни были его мечи. Это Фесарион сразу оценил. Он видел много разного оружия за свою жизнь, но таких великолепных мечей ему встречать не доводилось. Оружейник, который их делал, изготовил специальные ножны — с длинным овальным окошком вверху, через которое хорошо просматривалась сталь клинка. А она была особенной — узорчатой. Фесарион слышал о таких чудо-мечах, но никогда их не встречал. Они были такой же редкостью, как жеребцы нисейской породы белого цвета. Если кто их и мог узреть, так это только боги.
Такие мечи ковались из стали «вуц», которую варили в далекой и таинственной Индии. Кузнецы Эллады не знали, как с ней работать, даже если им и попадалась заготовка, — серебристый диск размером с небольшой хлебец. Сталь «вуц» ценились на вес золота, она казалась пришедшей из мифов, тем не менее оружие из нее Фесарион мог наблюдать собственными глазами. Мечи из стали «вуц» были потрясающе остры, удивительно прочны, упруги и долго (поговаривали, что никогда) не тупились.
— И вина, и поесть плотно. Я слышал, ты умеешь делать потрясающую фаршированную рыбу. Соврали люди или правду сказали?
— Правду, господин, чистую правду!
— Только будь добр, вино подай мне лучшее и никакой воды. Я, знаешь ли, долго общался с варварами, поэтому пью вино неразбавленным.
«А сам ты кто? — мысленно спросил Фесарион. — Не очень ты, братец, похож на эллина… Впрочем, мне-то какая разница. Плати денежку, а я уж расстараюсь».
— Будет сделано! — бодро ответил харчевник и крикнул: — Санапи! Санапи, где ты запропастилась?!
Санапи осторожно выглянула из-за простенка и спросила:
— Чего тебе?
— Не видишь, у нас клиент! Неси ему вино… только не то, что ты подаешь морякам.
— Принести хиосское?
Заметив гримасу на лице клиента, Фесарион ответил:
— Ни в коем случае! У нас там осталось немного критского. Давай его. Только кратер не нужен. Принеси лишь кувшин и килик.
— Понятно… — проворчала Санапи, оценивающим взглядом окинув Одноухого Радагоса.
Она сразу поняла, что это не эллин, но, судя по одежде, денежки у него водились. Однако девушке очень не понравился взгляд клиента. Когда он на нее посмотрел, ее словно морозными иглами обсыпало. Поэтому она шустро побежала в винный погребок, выкинув из головы намерение разбавить критское вино тем же хиосским, которое было значительно дешевле. Клиент словно знал, что она решила его обмануть, и предупредил взглядом, чтобы она этого не делала.
Санапи поставила на стол вино и чашу, а также миску с соленым козьим сыром и вторую, поменьше, с вяленым виноградом. У Фесариона был свой способ вяления, и ягодки не рассыпались, а держались на кисти, при этом они были только слегка сморщенными. Виноград Фесариона был сладким и очень вкусным.
Пока харчевник готовил рыбу, Радагос не очень внимательно прислушивался к его болтовне, время от времени добавляя и несколько своих словечек типа «Конечно!», «А как же…», «Ну да…», «Согласен». Обрадованный, что нашел благодарного слушателя, Фесарион заливался соловьем, что, в общем-то, не входило в его привычки.
— …Все сыплют и сыплют землю на валы, — разглагольствовал харчевник. — Новый тын поставили на северной стороне. Будто все это может остановить войско персов. Драться, конечно, придется — так решил народ, но я бы лучше погрузился в суда и отплыл к меотам. Туда Дарий не дойдет.
— А если дойдет? Так и будешь бегать по миру в поисках безопасного местечка?
— Вам, молодым, нужна слава, почести, а старику хочется спокойно дожить до того времени, когда нить его жизни оборвется.
— Ну, на старика ты не очень похож… — Радагос улыбнулся. — Ты и молодому фору дашь. Вон у тебя какая красотка. Половина Ольвии завидует.
— Грешно так шутить над почтенным человеком… — сделав постную физиономию, ответил Фесарион; а сам в душе взбодрился.
«Какой приятный человек!» — подумал он, орудуя у плиты.
Вскоре запеченная рыбина лежала перед Радагосом, и он, не мешкая, приступил к трапезе. Судя по его аппетиту, он, похоже, неделю постился, подумал удивленный харчевник. Больше развлекать клиента своими речами он не стал; когда человек вкушает пищу, праздные разговоры мешают процессу переваривания и живот начинает пучить. Но Радагос, видимо, так не считал. Он сказал:
— Мням-мням… потрясающая рыба, Фесарион. Тебе нужно поставить памятник на агоре еще при жизни. Твои кулинарные способности просто невероятны. Однако у меня есть к тебе одно дельце…
Вкрадчивый тон, которым была произнесена последняя фраза, насторожил Фесариона. Он мигом сбросил с себя маску сибаритствующего толстяка и превратился в узел мышц, готовых в любой момент к действию. Фесарион уже когда-то слышал похожий голос и тон, но это было так давно, что казалось неправдой. Он присмотрелся к своему клиенту повнимательней — и резко отпрянул назад. Наверное, его так не напугала бы Лернейская гидра, как добродушно ухмыляющийся Радагос.
— Это… ты?! — просипел побелевший от страха Фесарион.
— В данный момент я — это не я. Перед тобой сидит полномочный посланник царя Иданфирса. — Радагос церемонно склонил голову. — Который вместе с полемархом, навархом и стратегами занимается подготовкой Ольвии к отражению персидского нашествия. Прошу любить меня и жаловать.
— Я сразу не узнал тебя, Одноухий…
— Это немудрено. — Радагос рассмеялся. — Я сам себя не узнаю. Вишь, какой красавчик.
Светло-русые волосы Радагоса сильно отросли и закрыли отсеченное ухо. Раньше он был чисто выбрит, а теперь носил длинные усы и небольшую бородку.
— О каком деле ты говоришь? — тихо спросил Фесарион и метнул опасливый взгляд на подсобное помещение, где Санапи подслушивала их разговор.
— Санапи, поди сюда! — резко приказал Радагос.
Он точно знал, что девушка не покорится Фесариону, и останется в своей каморке, а лишние уши в его деле не были нужны.
Подружка Фесариона вышла с независимым видом, готовая дать отпор кому угодно, но встретив взгляд Радагоса, в котором много чего можно было прочесть при хорошей фантазии — а она у Санапи была — девушка стушевалась и робко спросила:
