Саймон Скэрроу - Легион смертников
Трибун Юний выслал коня вперед и вскоре оказался рядом с новым командиром армии. Мгновение молчал, а затем кашлянул.
— Что такое, трибун? — спросил Катон.
— Командир, мне просто интересно, как вы планируете вести предстоящую битву.
— Разгромить врага.
— Да, безусловно, командир. Это и так понятно.
— А что еще тут можно сказать? — сухо спросил Макрон, глядя на трибуна.
Но Юний не собирался сдаваться так просто и снова обратился к Катону.
— При всем уважении, командир, я теперь старший трибун легиона. Если что-то случится с вами и центурионом Макроном, то командовать придется мне. Мне следует знать ваши планы, командир. Ради блага армии.
Катон оценил его рвение. Прошла всего пара месяцев с того момента, как Юний был назначен трибуном, а на его плечи уже легла ответственность, куда большая, чем на его собратьев в других легионах империи. Таковы обстоятельства войны, подумал Катон. Действительно, Юний оказался третьим по старшинству в легионе, и, хотя центурионы и признали право Катона занимать должность легата, он сомневался, что они согласятся выполнять приказы этого незрелого юноши, у которого военного опыта чуть больше, чем у новобранца. Катон покачал головой.
— Вы узнаете мои планы в свое время, трибун. Что же касается перспективы командования армией, я бы посоветовал вам быть поосторожнее с пожеланиями. Знаете ведь, как говорят?
— Да, командир. Но я должен быть готов к тому, что делать, если неудача лишит нас вас и Макрона.
— Неудача? Хороший эвфемизм, — сухо усмехнулся Катон. — Учитесь военному делу изо всех сил, Юний. Прислушивайтесь к ветеранам, цените их опыт. Тогда сможете хотя бы задумываться о том, чтобы командовать. Пока что вам приходится учиться на ходу. Вот и всё. Вы не готовы. Если погибну я, командовать станет Макрон. Если падет он, командовать станет кто-то еще, но не вы, несмотря на субординацию.
— А-а.
На лице трибуна появилось горькое разочарование.
— Я всего лишь хочу служить Риму, командир. Так преданно, как только могу.
— Преданно? — переспросил Макрон, усмехаясь. — Это армия, парень, а не храм. Здесь важны не ритуалы, церемонии и многозначительное бормотание, а совсем другие дела. Мы здесь не в игры играем. Наша работа — дело жизни и смерти, а это значит, что мы должны быть уверены, что солдатами командуют те, кто понимает, чем они занялись. Понял?
Юний возмущенно глянул на Макрона, но потом сглотнул и кивнул. Вежливо наклонив голову, придержал коня и отстал, оказываясь среди остальных офицеров.
— Азартный, да? — с улыбкой сказал Катон. — Вроде меня, когда я только начал служить.
— О нет, ты был куда большим растяпой, чем он.
— Растяпой? — переспросил Катон, прищурившись.
— Ладно, сам понимаешь, кем ты был. Худым, как палка, неуклюжим, и все такое. Еще ты щеголял своими знаниями, думая, что можешь вести людей в бой, начитавшись книг по военной истории. — Макрон тепло улыбнулся, вспоминая. — Но армия сделала тебя мужчиной, и ты знаешь это.
Катон огляделся, убеждаясь, что остальные офицеры не слышат этот откровенный разговор о начале его службы Риму. Потом снова поглядел на Макрона.
— Это правда, что я не был идеальным новобранцем для Второго легиона… но я быстро учился. Кроме того, мне повезло с наставником.
— Точно, — без ложной скромности согласился Макрон.
Катон кивнул в сторону едущих сзади офицеров.
— Дай только время, и Юний продвинется не хуже меня. Думаю, даже лучше, учитывая его происхождение из сенаторов. Возможно, нам следует осторожнее разговаривать в его присутствии. — Он принялся рассуждать. — Когда-нибудь парень наверняка обгонит нас в военной карьере, и тогда он может не простить нам прошлое неуважение…
— Если сегодняшний короткий разговор останется у него в памяти спустя годы, то, честно говоря, он не заслуживает высоких званий. Я видел, Катон, как приходят и уходят стратеги, и ограниченные люди на этих постах не задерживаются. Думаю, это преимущество того, что над нами император, — сказал Макрон, почесывая ухо. — Клавдий без раздумий отправляет в отставку тех, кто не справляется с работой. Он может позволить себе выбирать лучших. Императору нет нужды заботиться о том, чтобы ублажить фракции и танцевать под их дудку.
— И кто после этого зеленый новичок? — рассмеявшись, спросил Катон. — Ты действительно думаешь, что императоры выше политики? Почему, как ты думаешь, самые крупные армии всегда вверяют близким родственникам семьи императора? Почему императоры следят за стратегами, точно коршуны? Ведь именно поэтому нас послали на восток Империи, чтобы приглядывать за губернатом Сирии Лонгином. Политика не заканчивается у ворот лагеря армии. И император Клавдий знает это лучше своих предшественников. Армия возвела его на трон, и он платит ей щедрыми пожертвованиями, чтобы они знали, что он их не забыл. Политика… — Катон вздохнул. — Это то, с чем нам приходится сталкиваться всю нашу жизнь.
— Как с неизбежной грязью, — ухмыльнувшись, сказал Макрон, и Катон ответил ему такой же ухмылкой. Они поехали молча, а затем Катон снова заговорил.
— Думаю, с Юнием все будет в порядке, — сказал он.
— Надеюсь.
— Ты в нем сомневаешься?
Макрон едва скривил губы.
— Не знаю. Он слишком рвется угодить. Слишком сильно пытается доказать, что чего-то стоит. Это может оказаться опасным и для него, и для тех солдат, которыми он когда-нибудь будет командовать.
— Если проживет достаточно для этого, — тихо сказал Катон. — Пережить следующие несколько дней уже может оказаться серьезной задачей.
Армия остановилась за час до полудня, солдаты разошлись в стороны, положили снаряжение и начали искать тень, в которой можно было бы отдохнуть. Те, кто не нашел, были вынуждены натянуть на концы дротиков плащи, сооружая себе укрытия. Так они переждали самое жаркое время дня, пока солнце прожаривало землю вокруг.
Катон и остальные офицеры отдыхали в тени высаженных финиковых пальм, и тут на дороге показался кавалерист, галопом скачущий навстречу колонне, оставляя за собой облако пыли. Немногие из стоявших на дороге солдат отошли в сторону и поглядели на него, задумавшись, с чего бы такая спешка. Всадник натянул поводья, останавливая лошадь, соскользнул с нее и побежал к дежурящему по штабу оптиону для доклада. Оптион махнул ему рукой, и спустя мгновение кавалерист уже стоял по стойке «смирно» перед Катоном. Его грудь тяжело вздымалась и опускалась.
— Разрешите доложить, командир. Нубийская армия в пределах видимости.
Другие офицеры зашевелились, вставая.
