Джудит Тарр - Господин двух царств
— Ты же говорила мне, от Додоны до Сивы. Думаешь, я забыл? Я тоже вижу сны, Мариамне. Один из них призывает меня разыскать голос в песках.
— А что потом?
— Потом будет говорить бог. Или не будет. Ему решать.
— О чем ты его спросишь?
— Пойдем со мной — и узнаешь.
Она остановилась так резко, что Нико чуть не налетел на нее. Александр, все еще державший ее за руку, покачнулся.
— Ты хочешь, чтобы я пошла в Сиву?
— Вряд ли я могу приказывать тебе.
— Ты — царь Великого Дома.
— А ты — царская дочь, — сказал он, — и принадлежишь богам. — Александр помолчал. Его глаза изучали ее лицо. Один глаз был темным, другой светлым, как будто он не мог разобраться в своих чувствах.
— Хочешь пойти?
— Да, — ответила она. Мериамон не знала этого, пока не сказала. — Я хочу пойти в Сиву.
Лицо Александра осветилось.
— Теперь я знаю, что мой сон был верен.
— Ты в этом сомневался?
— Нет, — ответил Александр. — Но две уверенности лучше, чем одна. Особенно если одна из них — твоя.
Мериамон позволила ему вести себя дальше.
— Пармений будет недоволен, — сказала она.
— Чем? Что я беру женщину с собой в длительное путешествие?
— Он возлагает столько надежд на продолжение твоей династии, а я — искушение безнадежное.
— Бедный Пармений, — сказал Александр, и в его голосе прозвучало нечто вроде сочувствия. — Когда-нибудь я выполню свой дом, — продолжал он, — но не здесь и не сейчас.
Язык Мериамон шевельнулся. На нем возникло слово, может быть, посланное богами. А может быть, и нет. Мальчик-прислужник бежал к ним из купальни, а другой, взрослый слуга, — из дворца, а кто-то кричал в пролет лестницы, разыскивая царя. То, что сказала бы Мериамон, потонуло в шуме и суете, да и вернуть это слово она уже не могла.
26
Александр покинул Мемфис на небольшом количестве кораблей с гораздо меньшим количеством людей, чем приплыл сюда: с ним были только царская гвардия, его личные друзья, их кони и слуги. Были еще несколько человек, собиравшиеся дойти с ними до устья Нила. Одним из них, несмотря на свое положение, была Таис. Зачем она отправилась, Таис не говорила, а Мериамон не нужно было спрашивать. Таис часто говорила, что гетере не следует влюбляться в своего покровителя. Это только во вред делу. Но Птолемей, как и его брат, был такой человек, перед которым, если он хотел, трудно было устоять.
Другим сопровождающим был прежний сатрап Мазас. Он отправился в путь с удивительно маленькой для персидского вельможи свитой: несколько стражников, горстка слуг и только одна из всех его жен, рожденная в Скифии, и потому не возражавшая против путешествия. Она была укрыта от посторонних глаз под вуалями и окружена толпой евнухов, но поездка, по-видимому, доставляла ей удовольствие. Наверное, ей не случалось путешествовать уже давно.
Мериамон хотелось бы поговорить с ней, и евнухи едва ли стали бы препятствовать, но женщина едва знала по-персидски и совсем ничего по-гречески, а Мериамон не знала ни слова по-скифски. Самое большее, что они могли сделать в первый же вечер, когда корабли причалили к берегу и компания разбила лагерь, это обменяться коротким приветствием и парой взглядов, которые при других обстоятельствах могли бы перерасти в дружбу. Когда Мериамон хотела продолжить свои попытки, Мазас вышел из ложбинки, где стоял его шатер, надменный, как все персы, даже под чужим владычеством, и его присутствие помешало дальнейшему общению.
Мериамон повернулась к нему спиной. Это была грубость, она отлично знала это, но не могла сдержаться.
— Погоди, — сказал перс.
Она могла бы не послушаться. Но женщина смотрела на них, и что-то в ее глазах заставило Мериамон помедлить. Во взгляде женщины не было ни страха, ни ненависти, только гордость, когда она смотрела на мужчину, который владел ею.
С виду Мазас не был неприятен. На персидских вельмож всегда можно посмотреть. Они выводили свою породу, как лошадей, по росту и красоте, и у него было достаточно того и другого. Мериамон хотелось бы увидеть его без бороды, которая скрывала лицо от самых глаз. То, что можно было видеть, имело очень тонкие черты, и нос был как серп молодой луны.
Что видел он, глядя на нее, Мериамон могла себе представить. Слишком маленькая, слишком тоненькая, слишком бесстыдная в тонком египетском полотне, обрисовывающем линии тела. Мериамон смело встретила его взгляд. Мазас опустил глаза. Персидская вежливость — никогда не смотреть прямо в глаза; уклончивость, можно было бы назвать это.
— Не беспокоит тебя, — спросила Мериамон, — что, если твой царь поймает тебя, ты умрешь смертью предателя?
— Мой царь — Александр, — ответил Мазас.
По-гречески он говорил с акцентом, но достаточно бегло. Лучше, чем говорила она, когда впервые появилась в лагере Александра.
— Ты ведь перс, — сказала она.
— А ты египтянка, — ответил Мазас.
— Он царь, какого мы выбрали, — возразила она.
— И мой тоже, — сказал он, — после того, как я узнал, каков он.
— А как же твой Великий Царь?
— Мой Великий Царь, — сказал Мазас, и в голосе его прозвучала горечь, — оставил меня поддерживать хоть какой-нибудь мир в провинции, раздираемой войной и мятежами. Даже македонские пираты приплывали сюда, чтобы урвать себе кусок, пока не пришел их царь. Ты знаешь об этом?
— Из этого у них ничего не вышло, — сказала Мериамон.
— Потому что я отбил их. Если царь будет продолжать, как и начал, он завоюет Персию так же, как завоевал Азию и Египет. Тогда он станет Великим Царем. И что тогда будете делать вы? Восстанете против него?
— Он будет нашим Великим Царем, — ответила Мериамон.
— Вот именно, — сказал Мазас.
Мериамон нахмурилась, глядя на яркий закат.
— Конечно, — продолжал Мазас, — вы, которые умеете постигать множество истин, можете предвидеть империю, в которой Персия и Египет будут жить в мире.
Он улыбался. Слегка подсмеивался над ней. Но без всякой враждебности.
Она, должно быть, сказала это вслух. Он добавил:
— Я вам не враг. Из тех, кто называет царем Александра, никто вам не враг.
Это было больше, чем она могла спокойно воспринять. Она снова пошла прочь. На сей раз он ее не задерживал.
Мериамон медленно брела к своей палатке. Это был все тот же шатер, в котором она так долго жила вместе с Таис, единственное место, ставшее ей почти домом с тех пор, как она покинула Фивы. Таис не было — она, конечно, была с Птолемеем.
Зато был Нико, домогавшийся с помощью лести улыбки и блюда со сладостями у Филинны. Стройная рыжеватая фигурка распрямилась на его коленях и приветствовала Мериамон.
