Шведская сказка - Шкваров Алексей Геннадьевич

- Говорит, что с самим Густавом вопрос согласован. – подсказывал Безбородко.

- Болтовня это… ничего конкретного - усмехнулась императрица, - Подождем тогда, как еще карты лягут. Во-первых, датчане вот-вот ввяжжутся, а во-вторых, внутренние в Швеции замешательства, Гюнцель пишет, не сегодня-завтра мятеж у них вспыхнет. Может, ныне хитрит Густав со своим любимцем, усыпить хочет, время выиграть, а сам к другому готовится. Подождем! – повторила, решительно отодвинув от себя письмо Армфельда.

Глава 6. Заговор.

«Какие изменники! Буде не таков был король,

то заслуживал бы сожаления, но что делать,

надобно пользоваться обстоятельствами;

с неприятеля хоть шапку долой!»

Екатерина II.

Полковники Хестеску и фон Оттен не отставали от старого Карла Густава Армфельда.

- Вы же видите, ваше превосходительство, - уговаривали каждый день, - снабжение все хуже и хуже. Солдаты ропщут. Их надо кормить, а чем? Король приехал, прокричал что-то, а солдат послушал, но сыт от этого не стал. Его желудок также пуст, как и вчера. Густав развернулся и уехал, а мы с вами остались здесь – со своими солдатами, которые теперь смотрят на нас, и ждут, что мы их накормим.. Опять же все действия короля, вы же знаете, противоречат той самой конституции, что он и объявил. А что будет дальше никому не ведано. Но, со всей офицерской честностью можно признаться самим себе: будет только хуже.

Полковникам вторил и зять генеральский обер-адъютант Карл Иоганн Клик. Другие командиры не отставали: подполковники Отто Клингспор, Генрих фон Коттен, Петр Энергиельм, с ними майор Егерхурн . Всего заговорщиков набиралось числом семь. А о сочувствующих и говорить нечего. Капитан Вальк, потерявший жену в проклятой Пуумале, открыто говорил и обвинял во всем Густава. Кончилось тем, что около ста офицеров подали одновременно в отставку.

- С кем, ваше превосходительство, мы останемся? – твердили Хестеску и фон Оттен.

Старику Армфельду и самому вся эта война стояла поперек горла, хотя он и страшился королевского гнева. Но обстоятельства вынуждали подчиняться. Не согласовывая действия с главной квартирой, Армфельд приказал отступить от Фридрихсгама в Ликалу.

Узнав об этом, король впал в отчаяние. Все рухнуло. Собственная армия выходила из подчинения. Напрасно уговаривали короля его любимцы – Армфельд, Вреде, а также, генералы фон Платен и Мейерфельдт и твердили ему на перебой:

- Это недоразумение!

- Нет, это бунт! – отвечал им, чуть не плача Густав.

- Если бунт, то мы будем беспощадны к мятежникам! – твердо заявлял фон Платен.

- Ах, нет, нет, господа, - отмахивался от всех король. – раз мои войска отказываются мне подчиняться, раз так много офицеров не хотят служить под моими знаменами, лучше отступить сейчас, чем испытать горечь поражения от оправившихся и злорадствующих русских.

- Ваше величество! – Армфельд мягко продолжал уговаривать короля. – Все можно решить наипростейшим способом.

- Каким, Мориц?

- Арестовать зачинщиков!

Ответ Густава был странен:

- Нет! Надо сделать вид, что мы не обращаем внимания.

- Но почему? – все окружавшие короля были поражены.

- Может быть в настоящих затруднениях России, она согласиться на почетный для нас мир, тогда и не премину им воспользоваться.

- ?!

- Если нет, - продолжил Густав, - то путь строгости для меня всегда открыт.

Шведы отступили. Королевская ставка теперь размещалась в Гекфорсе. А в Ликала, тем временем события развивались стремительно. Маленькая, но очень энергичная кучка офицеров, прямо под боком у собственного короля, сотворила неслыханное. Мало того, что вокруг нее объединились не только слабые и простодушные, но она привлекла к себе и тех, кто просто искал удачи в жизни, кто намеревался строить свою карьеру, вне зависимости от пожеланий своего короля. И не солдаты, а офицеры потеряли свое мужество и волю, поддавшись общей тревоге и пораженческим настроениям, умело распространяемым этой маленькой группой офицеров. Карл Клик – обер-адъютант и зять старого генерала Армфельда, юрист по образованию и мастер пера, сочинил смиренную ноту, обращенную суверену страны, с которой они находились в состоянии войны. Для слабых и неуверенных, написание подобного документа объяснялось необходимость помочь королю и отечеству достойно выйти из войны, а для дворян-офицеров – главное, было ограничить власть Густава.

Витиевато и туманно в этом документе говорилось о стремлении к вечному миру между Россией и Швецией. Причем совершенно неожиданно появилась фраза о том, что Швеция должна обрести границы, которые она потеряла по Абосскому миру. На этом настоял, подписавший ноту старый генерал Армфельд – ну нужно ж было, как-то оправдаться перед королем. Вопрос об отсоединении Финляндии от Швеции витал в воздухе, но на бумаге его не отразили. Это сразу вызвало множество разногласий между заговорщиками. Потому, было решено, что отправляющийся к русским майор Егерхурн расскажет о сем предложении в личной беседе с Екатериной.

Вечером 29-го июня Клингпорт с Егерхурном отправились к линии фронта. Спрятавшись в кустах, они несколько раз выстрелили в разные стороны, потом молча пожали друг другу руки и расстались. Клингпорт вернулся назад один:

- Нас обстрелял противник, господа, мне удалось уйти, а бедняга Егерхурн или погиб или захвачен русскими в плен. – прозвучали объяснения. Все понимающе кивнули.

***

Наконец, и Мамонову применение нашлось. В жаркие дни лета 1788 года Екатерине было не до забав альковных. Сам Александр Матвеевич от этого не страдал и даже радовался в тайне. Тому причины были. Он давно заприметил фрейлину Дарью Шербатову, как та жадно его разглядывала, какие томные взгляды бросала. Мамонов не считался писаным красавцем, но был достаточно высок, развит физически, отличался умом, склонностью к языкам, а его проницательные черные глаза светились всегда весельем. Страсть же Щербатовой к фавориту была скорее продуманной, нежели сердечной. При дворе она проживала уже давно, взятая туда по просьбе тетки – княжны Дарьи Александровны Черкасской, и воспитывалась на половине фрейлин под присмотром баронессы Мальтиц. В двадцать пять лет сама была пожалована во фрейлины, а так как с нравами дворцовыми была знакома, то быстро освоилась и завела себе любовника. Только тут у нее промашка вышла. Спуталась Щербатова с посланником английским сэром Фитцем Гербертом, имевшим на нее не только любовные виды. История получила огласку, и закончилась скандалом. Да долгов еще умудрилась понаделать неразумная фрейлина – уж больно хотелось ей щеголять при дворе в нарядах новых. Положение Щербатовой стало незавидным. Императрица на нее сильно рассердилась – отношения с Англией тогда висели на волоске. А тут война со шведами, и скучающий Мамонов, чем не шанс поправить свое положение.

- Не век же он в фаворитах ходить будет у старухи! – думала про себя Щербатова, стараясь почаще попадаться на глаза Александру Матвеевичу. То взгляд на него бросит томный, то вздохнет глубоко, всей грудью пышной – поневоле засмотришься. А уж заговорит фаворит, так только восхищайся!

- Ах, ах, ваше сиятельство, Александр Матвеевич! А расскажите еще что-нибудь. Продекламируйте. Вы так замечательно читаете. А что новенького сочинили? Похвастайте!

Не забывайте, читатель, что Екатерина перешагнула уже шестидесятилетний рубеж, а фаворит еще только приблизился к тридцати. От любовных услуг его временно освободили по занятости, дипломатические способности были не востребованы, а тут молодая и страстная фрейлина… Не устоял Мамонов. За первым свиданием тайным, последовало другое, затем третье, а скоро и весь двор знал уже об увлечении фаворита. Кроме Екатерины. Тут и она вспомнила о Мамонове, но в другой связи. С майором шведским Егерхурном пообщаться желательно было.