Алексис Бувье - Кредиторы гильотины
Там, почти в углу, он увидел слуховое окно и проник в него. Он высек огонь и при свете огня осмотрелся вокруг. Дверь чердака была закрыта изнутри, то есть с той стороны, где он был.
В одну минуту она была открыта, и он очутился на верху лестницы. Он снял с себя верхнее пальто, все испачканное сажей, вытер лицо и стал спускаться.
Оглянувшись вокруг, он ничего не заметил: сторожей нигде не было видно.
Тогда Андре стал искать возможность выйти.
Увидев перед собой дверь, он потихоньку ее открыл и стал прислушиваться. Не слыша ничего, он начал пробираться ощупью, боясь наткнуться на какую-нибудь мебель. Вдруг он остановился. Ему показалось, что он слышит шум голосов.
В конце комнаты, где он находился, Андре увидел полоску пробивавшегося света. Он тихонько подошел и стал слушать.
– Тебе холодно, – говорил хорошо знакомый голос Ладеша. – Сейчас я тебя согрею. Я тебе дам капот. Что, мой милый, хорошо?
– Ужасно, – отвечал Деталь. – Ты выигрываешь постоянно. Тебе особенно везет, когда ты сдаешь.
– Может, ты хочешь сказать, что я плутую?
– Нет, ты мало тасуешь карты.
– Ты проигрываешь и ищешь ссоры, но я не стану уступать тебе только потому, что ты сильнее.
– Да я разве что-нибудь говорю?
– Ты невежа.
– Нет, я не невежа.
– Я угадал, что ты хотел сказать.
– Да я ничего не хотел сказать.
– Ты был ко мне неуважителен, и я не хочу тебя больше знать.
– Но я никогда ничего подобного не говорил, – повторял Деталь.
– Ну, если так, давай твою руку, старина.
И Андре услышал, как друзья громко ударили по рукам.
Затем Ладеш сказал:
– Давай посмотрим, как поживает наш больной.
Услышав эти слова, Андре почувствовал, что холодный пот выступает у него на лбу.
Он с беспокойством стал слушать.
Если бы Ладеш заметил исчезновение Андре, он бы всех поднял на ноги, и беглец был бы живо найден. Но Деталь сказал своему другу:
– Дай ему выспаться хорошенько. Мы ведь сказали ему, что разбудим не раньше, чем в четыре часа, а теперь всего час. Дай мне отыграться.
– Хорошо, но ты будешь сдавать.
– Я не хочу. Повторяю тебе – я нисколько в тебе не сомневаюсь.
– Я дорожу своей честью. Снимай.
– Тебе первому сдавать.
Друзья снова принялись за игру, и Андре вздохнул свободно, но ему надо было спешить.
Он вернулся обратно по той же дороге и снова очутился наверху большой лестницы.
Он спустился по ней и очутился в сенях, двери которых были с решеткой и крепко заперты. Дверь эта выходила во двор, и через стекло было видно помещение привратника, в котором виднелся свет. Очевидно, там не спали.
Кроме того, Андре увидел большую собаку, бегавшую по двору, и, боясь, что собака услышит его, поспешно отступил.
Под лестницей он нашел дверь, которая была открыта. Эта дверь вела в длинный коридор, он прошел его и подошел к другой двери, в замке которой торчал ключ.
Открыв эту дверь, Андре по воздуху, ударившему ему в лицо, понял, что он в погребе и подумал, что с этой стороны не будет никаких шансов бежать, и хотел уже искать новый выход, как вдруг раздумал, и вернувшись назад, зажег трут и спустился по лестнице.
Погреб носил на себе следы частых посещений, так как Ладеш и Деталь, которым он был предоставлен, поминутно ходили туда.
Таким образом, Панафье пытался заставить их совсем не выходить из дома.
Пройдя несколько погребов, в которых стояли початые бочки вина, и устав от бесполезных поисков, Андре уже хотел вернуться, как вдруг заметил дверь.
Он открыл ее и очутился в новом маленьком погребе, ярко освещенном луной. Лунный свет проходил через небольшое отверстие, предназначенное для загрузки в погреб угля и дров.
Андре вскрикнул от радости.
На этот раз он был спасен.
Погреб был пуст. Чтобы добраться до отверстия, нужна была довольно большая лестница. Андре подумал несколько минут, затем, вспомнив, что в соседнем погребе он видел три или четыре пустых бочки, сразу же пошел туда, подкатил бочки к отверстию, поставил их друг на друга, добрался до отверстия и, хотя и с трудом, но выбрался из него.
Главный: вопрос теперь был в том, куда он попал. Может быть, он попал во двор. Тогда на него бросится огромная собака, которую он уже видел из дома.
Или он еще в доме – тогда была опасность напороться на обход эльзасца. Но он сразу успокоился. Отверстие выходило в маленький сад, окруженный высоким забором.
Поспешно бросившись в тень, он привел в порядок свою одежду. А так как он перед этим снял свое пальто, то был в довольно сносном виде.
Перескочив через забор, он очутился на проселочной дороге, которая вела в Венсен.
Было четыре часа ночи, когда Андре подошел к Венсенской башне.
Глава 40. Панафье кажется, что он не совсем в своем уме
Мы оставили братьев Лебрен на кладбище Пер-Лашез, когда они хоронили в семейном склепе, рядом с останками своей матери, труп чужого человека.
Этот день тянулся для несчастных бесконечно.
Их не известили заранее, что похоронное шествие пройдет через площадь Ла-Рокетт, иначе они бы изменили путь, чтобы избавить себя от тяжелых воспоминаний.
По окончании печальной церемонии братья села в траурный экипаж, чтобы возвратиться в Париж.
Они попросили доктора ехать вместе с ними, и тот проводил их до станции Лионской железной дороги.
Жобер отправлялся в Шарантон за Эжени Герваль, чтобы отвезти ее на квартиру, снятую для нее на углу улиц Дефо и Сент-Оноре.
– Когда я с вами увижусь? – спросил Жобер.
– Мы увидимся с вами через несколько дней. У нас есть к вам еще одна просьба. Позже мы отблагодарим вас, если благодарность в состоянии хоть сколько-нибудь вознаградить вас за вашу преданность.
– Вы шутите, Лебрен. Я хочу быть вашим другом – вот и все.
– В таком случае – до свидания, – сказал Винсент, дружелюбно пожав ему руку.
– До свидания, – попрощался Шарль.
Обменявшись последними рукопожатиями, молодые люди сказали кучеру, чтобы он вез их на Елисейские поля.
– Что мы будем с ним делать? – спросил Шарль своего брата.
– О ком ты говоришь?
– Я говорю об Андре.
– Я пока об этом не думал. Но меня беспокоит судьба нашей несчастной сестры. Если бы негодяй смог совершить сам над собой правосудие, то это было бы самым счастливым исходом и для него, и для нас.
– Не все ли равно? Она вдова.
– Вдова для всех, но не для нас.
– Какая разница?
– Что ты говоришь, Шарль, – сказал Винсент. – Разве можно считать плохой поступок честным, если знаешь об этом только ты один? Разве ты нуждаешься в других судьях, кроме собственной совести? Неужели ты думаешь, что человек не преступник, пока его преступление неизвестно?
