Роберт Лоу - Белый ворон Одина
— Никаких «но», — резко оборвал он Оспака. — Сокровище теперь принадлежит Владимиру. Такова цена, которую нам пришлось заплатить за меткий удар топором маленького паршивца по имени Олав Воронья Кость.
— Черта с два оно принадлежит Владимиру! — запальчиво крикнул Гирт. — Это наше сокровище!
— Наше сокровище… — неожиданно передразнил Финн. — О каком нашем сокровище ты толкуешь, Гирт Стейнбродир? Ты слишком поздно явился к этому пиршественному столу.
— Ну да… может быть, — нехотя признал Гирт, но тут же возмущенно добавил: — Как бы то ни было, а я такой же член Обетного Братства, как и ты, Финн Лошадиная Голова! И в этой проклятой степи моя задница мерзнет не меньше твоей.
— Да? А как насчет того, чтобы поджаривать задницу в Серкланде? — ехидно прищурился Хаук. — Где ты был шесть лет назад, когда нам пришлось сражаться под стенами Саркела? А ведь мы с тех самых пор охотимся за сокровищами Атли!
— Где я был тогда, не имеет значения, — твердо ответил Гирт. — Важно, что сейчас я здесь. И я, и все остальные… И вот что я тебе скажу, Хаук Торопыга: без нас ты бы до сих пор копался в курином помете в Эстергетланде.
— Не будем ссориться, парни, — попытался увещевать Рыжий Ньяль.
Но Хаук, похоже, разозлился не на шутку, так что добровольному миротворцу тоже досталось.
— Как? И это все? — вскинулся Хаук. — А где же очередная премудрость от твоей старой бабки, Рыжий Ньяль? Разве она ничего не скажет на сей счет: спорить или не спорить из-за такой безделицы, как все серебро мира?
Рыжий Ньяль растерянно пожал плечами, на что торжествующий Хаук изрек:
— А как насчет этого: заведи ссору со свиньей — весь перепачкаешься в свином дерьме?
Среди слушателей раздались одобрительные смешки. Чувствуя поддержку, Хаук намеревался продолжить ссору. Как водится, мнения тотчас разделились: кто-то встал на сторону Рыжего Ньяля, остальные поддерживали Хаука. Дружеская перепалка грозила перерасти в грандиозный скандал, и я поспешил положить ей конец.
— Это не наше серебро, — сказал я, дивясь людской непонятливости (неужто я единственный вижу все в истинном свете?). — Тем более, не князя Владимира… И даже не Аттилы. Сокровище принадлежит Одину, и он дарует его тому, кого посчитает наиболее достойным.
Я смотрел на своих людей, и все они — один за другим — отводили глаза в сторону.
— Клянемся на кости, крови и железе, — медленно произнес я. — Может, кто-нибудь забыл, так я напомню: наш побратим Обжора Торстейн в руках у врагов. И мы не можем просто сбежать и оставить его помирать.
После моих слов воцарилась гнетущая тишина. Ибо — хочешь не хочешь — в словах этих заключалась холодная и беспощадная правда. Молчание прервал Финн. Оторвавшись, наконец, от созерцания огня, он промолвил:
— Ну, что ж, всему свое время. Вначале надо решить, как пробраться в крепость. Не стоит торопиться со вторым шагом, пока не сделаешь первого… как сказала бы моя старая бабушка.
— У тебя никогда не было бабушки, — возразил Рыжий Ньяль.
— На самом деле была, — сказал Финн. — И, кстати, слыла очень умной и сведущей женщиной. Всегда заранее чувствовала, кому суждено вскоре умереть. От нее я узнал, что, ежели какой-нибудь сон снится три раза подряд, он обязательно сбудется.
— Такое впечатление, будто Олав Воронья Кость заговорил, — проворчал Квасир. — Может, ты тоже приходишься ему дядюшкой? Если так, прими мои соболезнования.
— А твоя очень умная бабушка случайно не рассказывала, каким образом перебраться через крепостную стену или же проникнуть в запертые ворота? — ехидно поинтересовался я, и все тут же умолкли, словно рты им зашили суровой ниткой.
— Ну, так что молчите? — потребовал я, чувствуя, как добрый десяток взглядов скрестился на моей гривне ярла (они смотрели до тех пор, пока у меня не возникло ощущение, будто эта чертова гривна впечаталась мне в грудь). — Шуточки шуточками, а задача остается. Нам по-прежнему нужно попасть внутрь. А потому, если у кого есть умные мысли на сей счет — милости просим.
Первым делом, конечно же, предложили таран и лестницы. Пришлось объяснять, почему старые испытанные способы не годятся. Затем Иона Асанес припомнил, как мы однажды использовали перевернутую телегу — сначала, пока бежали к воротам, для прикрытия, а затем уже в качестве тарана. Идея была совсем не плоха, но и ее пришлось отвергнуть. Во-первых, сомнительно, чтобы у нас (в нашем нынешнем состоянии) хватило сил дотащить на себе тяжелую повозку до крепостных ворот. А во-вторых, не факт, что она не рассыплется при первом ударе.
Квасир в обсуждении не участвовал. Он долго сидел молча, затем, наконец, зевнул, потянулся и проговорил:
— Если мы не можем перелезть через стену и пройти в ворота… значит, придется перелезть через ворота.
Все так и застыли с открытыми ртами. Те, что сидели подальше, стали переспрашивать: что там такое Квасир изрек? Когда им пересказали, они точно так же принялись непонимающе хлопать глазами. Пришлось Квасиру громко и внятно объяснить, что именно он имел в виду. И тут уж всем стало ясно: пока мы языками мололи, наш побратим сидел и думал.
Мы подробно рассмотрели предложенный план, выискивая в нем возможные изъяны, и в конце концов вынуждены были признать, что одноглазый Квасир видит лучше других — тех, у кого по два глаза.
Потом я отправился к Добрыне и рассказал, что мы надумали.
— Вы сможете это сделать? — недоверчиво спросил старый новгородец.
— У нас нет выбора, — твердо ответил я. — Мы же Обетное Братство.
Ох, как же я в тот миг был рад, что они не могут заглянуть мне под одежку и увидеть мой подведенный живот и съежившиеся от страха ятра. Оставалось лишь надеяться, что выглядел я в достаточной степени уверенно.
Добрыня обменялся взглядом с Сигурдом. Затем оба посмотрели туда, где, завернувшись в кучу мехов, спал юный князь Владимир. Рядом с ним, как всегда, сидел нахохлившийся Олав. После краткого раздумья дядька Добрыня устало кивнул. Отлично! Главное согласие получено. После чего мы втроем — я и оба княжеских столпа — уселись возле огня и принялись обсуждать подробности. Добрыня и Сигурд долго ходили вокруг да около, осторожно пытаясь выведать, не держу ли я какой обиды на Владимира. А ну как в ответственный миг я решу сбежать от них или — еще того хуже — учинить в отместку какую-нибудь каверзу?
У меня не было причин поступать подобным образом, и я решил облегчить им задачу.
— Князь подарил нам жизнь, — заговорил я, не отрывая взгляда от языков пламени. — В благодарность я решил поддержать его в трудную минуту — когда тучи над его головой сгущаются, а небо, того и гляди, рухнет. И хоть я не давал Владимиру никакой клятвы (а в моей жизни лишь одна клятва — перед товарищами по Обетному Братству), я все еще подпираю своим плечом падающие небеса юного князя. И отходить в сторону не собираюсь.
