Юрий Рожицын - СМЕРТЬ НАС ОБОЙДЕТ
— Странно! — поднялся Скорцени и, тяжело ступая, заходил по огромному кабинету. — Весьма странно! Неужели Железный Генрих не посчитал нужным меня проинформировать... Хорошо. Позднее поговорим подробнее. Отто, отправь камрадов в госпиталь, пусть создадут для них наилучшие условия... Постой, Гюнтер!
Оберштурмбаннфюрер вплотную подошёл к Сергею, зажал крупныни ладонями его голову, чуть склонился, пристально вгляделся в лицо.
- Странно! Очень странно! — с каким-то суеверным удивлением пробормотал он.
Лисовский всмотрелся в них обоих и испуганно замер. Сходство было поразительным. Как бы оно боком не вышло! Ведь по-всякому можно расценить нежданно-негаданное появление двойника.
— Герберт! Вы фамилию Зоммер кому-нибудь называли?
— Кажется, нет... Точно, нет, — ответил он, не понимая, куда клонит эсэсовец.
— Кажется или точно?
— Точно, оберштурмбаннфюрер!
— Отто! И вы о Зоммерах ничего не слышали. Поняли?
— Понял, оберштурмбаннфюрер! Не слышал!
— А пока, для госпиталя, назовем вас... назовем вас... О-о, Мейер... Мейеры — самая распространенная фамилия в нашем фатерлянде... Ты—Франц Мейер, — ткнул он пальцем в Костю,— а ты, Гюнтер,— Фридрих Мейер... Кстати, где ваши родственники?
Костя замешкался, соображая, где находятся родичи братьев Зоммер. И с четкой ясностью возникла в памяти анкета Герберта Зоммера, найденная в его портфеле, заполненная угловатым, каллиграфически правильным почерком. Скорцени терпеливо ждал, видя, как трудно собраться с мыслями явно больному парню с блестящими горячечными глазами, влажно поблескивающим лицом.
— Отец не вернулся из похода во Францию, мать с сестрой погибли при бомбежке. Дядя с женой в Померании.
— Сочувствую... В подробности своих приключений никого не посвящайте. Хайль Гитлер!
Этап третий
Отто Занднер прозревает □ Конец привольной жизни □ Печальный исход □ Освобождение Эриха Турбы □ «Мексиканский вариант»
Сергей шел снежной целиной, избегая проторенных дорожек. Легонько отталкивался палками и без видимых усилий скользил по голубоватому насту. В первые дни неуклюже чувствовал себя на фабричных лыжах с жесткими креплениями, мечтал о широких, опористых сибирских самоделках с обклеенными мехом полозьями. Теперь освоился, радовался скорости, свободе маневра, особенно на крутых спусках. Добрался до гребня горы, скрестил палки и уселся.
- А у тебя, Гюнтер... извини, Фриц, все данные для призового гонщика, — остановился следом Отто Занднер и смахнул пот со лба. — Для меня лыжи — постоянно сопротивляющиеся деревянные дощечки...
Опять резануло слух это проклятое имечко — Фриц. Костя, едва от болезни оправился, по поводу и без повода зовет Фрицем. Глаза невинные, будто без умысла, а в душе, поди, смехом уливается.
— Какая красота! — с горечью заметил Занднер. — А неподалеку идет война, реками льется человечья кровь, миллионами гибнут люди. Во имя чего? Ведь шесть лет не видят немцы этого голубого простора, этих сказочных гор...
Внизу, сквозь стволы деревьев, проглядывают беспорядочно разбросанные коттеджи санатория с широкими окнами, застекленными верандами. Вьющиеся из труб сизые дымки клонятся к дремлющим под зимним солнцем темно-зеленым соснам и елям.
— Ветер, — зябко поежился Отто, — перейдем в затишье.
Сергей посмотрел ему вслед и выпрямился. Еще утром, когда приехал Занднер, понял, что с ним творится неладное. Землистое усталое лицо, потерянный взгляд. Смолкал Отто на середине фразы и отрешенно смотрел перед собой. Неведомая напасть, свалившаяся на него, обеспокоила Груздева. Немец тянулся к парням, искал их дружбу. Навещал в госпитале, привозил фрукты и сигареты, тайком от врачей распивал с ними бутылочку рома или коньяка. Сюда приехал впервые. Оно и понятно. От штаба Скорцени горный санаторий отделяло более двухсот километров. За братьями Мейер его послал оберштурмбаннфюрер.
Сергей обогнал Занднера, размашистым шагом вышел к небольшой полянке, которую в полупоклоне обступили кудрявые березки, похожие на жеманящихся девушек, и присел с Отто на пень. Закурили, тот негромко сообщил:
— Наступление в Арденнах провалилось. Русские взломали нашу оборону от Балтики до Карпат. Все силы рейха брошены на Восточный фронт, западный оголен...
Сигарета выскользнула из задрожавших пальцев Сергея, пыхнула в снегу белым дымком и погасла. Парень торопливо закурил новую.
— Тысячелетняя империя Адольфа Гитлера доживает последние пять минут. Пробьет двенадцать, и она рухнет, обдав немцев напоследок зловонным дерьмом...
Занднер пришиблен, в голосе не чувствуется прежней твердости и уверенности.
— При бомбежке погибла в Берлине жена, — сообщил Отто. Сергей, онемел и растерянно глядел, как тот пытается выловить в портсигаре сигарету обожженными, с багровыми рубцами, пальцами. — Дочь случайно уцелела, у тети была в гостях...
Груздев в замешательстве подбросил горсть шишек в костер, потом решительно поднялся и, подчиняясь интуитивному порыву, крепко обнял Отто за плечи, на секунду сжал их.
— Спасибо, Гюнтер... Ты единственный человек, с кем я поделился своим горем... Мы пролили море человеческой крови и в ней захлебнемся... Наша гибель закономерна...
С горы к санаторию крутой спуск, но лыжники им почти не пользуются, предпочитая постепенно снижающуюся лощину. Сергей рванул напрямую, не расслышав запоздалого предупреждения Отто. Тот поколебался, но встал на проложенную Груздевым лыжню. В ушах засвистел ветер, он ощутимо сек лицо снежинками, выжимал слезы из глаз.
— Сумасшедший спуск! — внизу он невольно взглядом смерил гору, передохнул и вдруг спросил: — Ты храбрый человек, Гюнтер, но что тебя и Герберта связывает с эсэсовцами?
Груздев ухмыльнулся и ткнул Отто пальцем в грудь.
— Ты прав, — понурился тот. — Я тоже жертва сложившихся обстоятельств. Когда командовал танковой ротой, то твердо знал свое место. Теперь я ничего не знаю и ни в чем не уверен.
Сергей переоделся и пошел принимать ванну. Проходя через гостиную, увидел Костю за пианино. Рядом с ним молодая черноволосая женщина с нервным подвижным лицом. Итальянка подошла к земляку в первый же вечер и теперь часами от него не отходит. А зовут ее непривычным мужским именем — Карла. Поет хорошо, да и по характеру - веселая компанейская баба. Не дает другу скучать, и оживел парень. В госпитале Сергей немало горя с ним хватил: тот одеревенел, уставился в потолок и рот на замок, за неделю и словечка не обронил.