Николь Галланд - Месть розы
— Позволь мне войти, — сказала она.
— Уходи, — глухо донеслось сквозь толстую деревянную обшивку. — Ты добилась, чего хотела. Я остаюсь. Но не жди от меня сегодня больше ничего. Чем-чем, а двуличными женщинами я сыт по горло.
— Не глупи. — Жуглет хрипло рассмеялась и плечом толкнула дверь. — Позволь мне войти. А лучше выйди сам и вернись вместе со мной в замок, чтобы попытаться хотя бы отчасти исправить положение. Чем дольше ты будешь барахтаться в своих переживаниях, тем меньше шансов…
— Последнее, в чем я нуждаюсь сейчас, это чтобы ты снова принялась все перекраивать по собственному желанию. Правда то, что случилось, или нет, но если бы ты не выманила меня из дома, движимая собственными амбициями, ничего бы не произошло. Уходи.
— Виллем, пожалуйста, впусти меня, — без прежнего напора попросила Жуглет.
— Я сказал, уходи.
Это прозвучало приглушенно, даже гнусаво.
Она постояла у косяка, надеясь услышать удаляющиеся от двери шаги, но потом поняла, что он ждет того же от нее. Чувствуя полное бессилие, она состроила гримасу и шлепнула по двери ладонью.
— Ладно, я ухожу.
Ответом ей были лишь приглушенные, сердитые рыдания. Внезапно ее охватили сомнения — а правильно ли она поступила, заставив его остаться?
Она с угрюмым видом начала спускаться во двор, но потом уселась на нижних ступенях лестницы, время от времени бросая взгляд наверх. Однако дверь не открылась. Смирившись, Жуглет встала и вышла со двора.
Этой ночью его преосвященство кардинал не без удовольствия писал очередное донесение в Рим. В нем он сообщал, что, весьма вероятно, его величество императора Конрада в конце концов удастся склонить жениться на девушке из Безансона, чья преданность церкви не ставилась ни под какое сомнение.
Его величество император Конрад поужинал в своей комнате в одиночестве, если не считать менестреля Жуглета, наигрывавшего печальные мелодии.
Альфонс, граф Бургундский, с мрачным видом сидел в полутьме своих апартаментов и обдумывал, что ему теперь делать.
Сенешаль Маркус, человек не слишком религиозный, всю ночь молился в часовне замка.
А Виллем из Доля, герой королевства, расхаживал по своей комнате в гостинице, безучастно глядя на восходящую, почти полную луну и понимая, что что-то внутри него разрушилось навсегда.
Глава 13
ДЕБАТЫ
Средневековая поэма в форме дискуссии двух человек
20 июля
Его величество проснулся под своими шелками, пухом и мехами. Бойдон очистил все три выложенных плитками камина от золы, вылил за окно содержимое ночного горшка его величества, отдернул полог постели, согнал с нее псов, помог его величеству подняться и надеть халат.
Утренний туман был таким же беспросветно серым, как настроение короля. Конрад устроился в кресле у огня в своей гостиной. Бойдон в это время снял с постели простыню, подушки и отослал их в стирку. Потом прочным костяным гребнем расчесал его величеству волосы и бороду, помог ему натянуть рейтузы и башмаки.
В конце концов, безучастно глядя в огонь, Конрад сказал:
— Пошли за Маркусом.
Едва Бойдон ушел, Конрад бросил взгляд в сторону фигуры, свернувшейся калачиком на подушках в оконной нише, под голубой шерстяной накидкой.
— Сыграй что-нибудь. — Он снова устремил взгляд на огонь. — Давай вместе будем оплакивать крах фантазии.
Жуглет давно проснулась и тихо лежала, обдумывая ситуацию, однако сделала вид, будто ее разбудил голос императора, и потянулась, вглядываясь в туман за окном.
— Что ваше величество имеет в виду?
Император, не отрывая взгляда от огня, покачал головой.
— Разве непонятно, друг мой? Ты лично знал девушку, и мне известно, как ты к ней относился. А как ужасно все это для Виллема!
— Могу я говорить свободно? — Жуглет отбросила накидку, поправила коричневую тунику и продолжила, не дожидаясь ответа, наперед зная, что он будет утвердительным. — Уверен, Линор оговорили или Маркус обманывает вас. Пошлите за ней, ваше величество, и расспросите лично, прежде чем менять планы, которые так много значат для вас.
— Если она сумела так хитро обвести вокруг пальца собственного брата, значит, она прекрасная обманщица и ни единому ее слову верить нельзя.
— Пусть акушерка проверит, девственница она или нет, сир, — предложила Жуглет.
Приподнявшись, Конрад бросил на менестреля сердитый взгляд.
— Господи боже, о чем ты только думаешь? Это невозможно — подвергнуть ее такому унижению. Представь, какие слухи о ней пойдут, в особенности если Маркус окажется прав.
— Но если она невинна, тогда…
— Тогда на мне будет клеймо императора, который способен обойтись так со своей невестой, — раздраженно бросил Конрад и снова обмяк в кресле. — Подумай, как это обернется против меня, когда слух пройдет по всей стране. — Он тяжело вздохнул. — Я император Священной Римской империи, и есть вещи, на которые у меня нет права.
— Все можно сделать втайне, сир, — прошептала Жуглет, стараясь скрыть свое отчаяние.
Конрад бросил на нее скептический взгляд.
— Это королевский двор! Тут ничто не остается в тайне… Господи, Жуглет, ты сам только и делаешь, что разнюхиваешь секреты. Как тебе в голову могут приходить такие нелепые идеи? Я просил у тебя песни, не совета. Давай что-нибудь о разбитых надеждах.
Жуглет выбралась из оконной ниши и присела на корточках около футляра с Фиделем, раздумывая, как смягчить витающее в воздухе ощущение катастрофы.
— Прошу прощения за дерзость, но вы никогда даже не встречались с Линор… значит, для вашего величества это не такая уж потеря.
Конрад нетерпеливо посмотрел в сторону менестреля.
— Конечно, разбитые надежды — это больше относится к Виллему, но и ко мне тоже, поскольку я теряю шанс назвать его братом. Только не играй эти танцевальные мелодии, которые ты так обожаешь.
— Он остается вашим братом по оружию.
Жуглет достала инструмент и начала проверять звучание каждой струны.
— Включите его в свой двор, это будет ничуть не хуже, чем если бы он стал членом семьи.
— Согласен. Но у меня начало возникать такое чувство… даже не знаю, как назвать… домашности, что ли? И оно было связано с перспективой, что мы можем стать настоящей семьей. Я испытываю самые теплые чувства к этому человеку, говорю это совершенно искренне. Он так божественно не похож на других придворных! Или на моих кровных родственников.
— Это относится и к его сестре, — с напускным безразличием заметила Жуглет, настраивая третью струну.
