Александр Дюма - Три мушкетера
— Да, — отозвался д'Артаньян, — я всегда замечал в Мушкетоне редкую преданность и редкую понятливость.
— Вполне возможно, сударь, но случись мне хотя бы четыре раза в году столкнуться с подобной преданностью и понятливостью — и я разорен дотла.
— Нет, это не так, потому что Портос вам заплатит.
— Гм… — недоверчиво хмыкнул трактирщик.
— Он пользуется благосклонностью одной очень знатной дамы, и она не оставит его в затруднительном положении из-за такой безделицы, какую он должен вам.
— Если бы я осмелился сказать, что я думаю…
— Что же вы думаете?
— Скажу больше — что знаю…
— Что знаете?
— Даже больше — в чем уверен…
— В чем же вы уверены? Расскажите.
— Я сказал бы вам, что знаю, кто эта знатная дама.
— Вы?
— Да, я.
— Каким же образом вы узнали это?
— О сударь, если бы я мог положиться на вашу скромность…
— Говорите. Даю вам честное слово дворянина, что вы не раскаетесь в своем доверии.
— Так вот, сударь, как вы понимаете, беспокойство заставляет делать многое.
— И что же вы сделали?
— О, ничего такого, что превышало бы права кредитора.
— Итак?
— Господин Портос передал нам письмецо для этой герцогини и приказал отправить его по почте. В то время слуга его еще не приезжал. Принимая во внимание, что он не мог выйти из комнаты, ему поневоле пришлось дать это поручение нам…
— Дальше.
— Вместо того чтобы отправить письмо по почте, что никогда не бывает вполне надежно, я воспользовался тем, что один из наших людей должен был ехать в Париж, и приказал ему лично вручить письмо этой герцогине. Ведь это и значило исполнить желание господина Портоса, который так сильно беспокоился об этом письме, не так ли?
— Приблизительно так.
— Так вот, сударь, известно ли вам, кто такая эта знатная дама?
— Нет, я слыхал о ней от Портоса, вот и все.
— Известно ли вам, кто такая эта мнимая герцогиня?
— Повторяю вам, что я не знаю ее.
— Это старая прокурорша из Шатле[45], сударь, госпожа Кокнар, которой по меньшей мере пятьдесят лет и которая еще корчит из себя ревнивицу. Мне и то показалось странно: знатная особа — и живет на Медвежьей улице!
— Почему вы знаете все это?
— Да потому, что, получив письмо, она очень рассердилась и сказала, что господин Портос — ветреник и что он, наверное, получил удар шпагой из-за какой-нибудь женщины.
— Так он получил удар шпагой?
— О, господи, что это я сказал?
— Вы сказали, что Портос получил удар шпагой.
— Так-то так, но ведь он строго-настрого запретил мне рассказывать об этом!
— Почему же?
— Почему! Да потому, сударь, что он хвалился проткнуть насквозь незнакомца, того самого, с которым он ссорился, когда вы уезжали, а вышло наоборот — этот незнакомец уложил его, несмотря на все его бахвальство. И вот господин Портос, человек очень гордый со всеми, кроме этой герцогини, которую он хотел разжалобить рассказом о своем приключении, никому не хочет признаться в том, что получил удар шпагой.
— Так, значит, этот удар шпагой и держит его в постели?
— Да, и славный удар, могу уверить! Должно быть, у вашего приятеля душа гвоздями прибита к телу.
— Так вы были при этом?
— Я из любопытства пошел вслед за ними и видел поединок, но так, что дерущиеся меня не видели.
— И как же было дело?
— О, дело длилось недолго, могу вас уверить! Они стали в позицию.
Незнакомец сделал выпад, и так быстро, что, когда Портос собрался парировать, у него в груди уже сидело три дюйма железа. Он упал на спину.
Незнакомец сейчас же приставил ему к груди острие шпаги, и господин Портос, видя, что он всецело во власти противника, признал себя побежденным. После чего незнакомец спросил, как его имя, и, узнав, что его зовут Портос, а не д'Артаньян, предложил ему опереться на его руку, довел до гостиницы, вскочил на лошадь и исчез.
— Так, значит, этот незнакомец искал ссоры с д'Артаньяном?
— Кажется, да.
— И вы не знаете, что с ним было дальше?
— Нет. Я никогда не видал его ни до этого, ни потом.
— Отлично. Я узнал все, что мне было нужно. Итак, вы говорите, что комната Портоса находится на втором этаже, номер первый?
— Да, сударь, лучшая комната в гостинице, комната, которую я уже десять раз мог бы сдать.
— Полно, успокойтесь, — сказал со смехом д'Артаньян, — Портос заплатит вам деньгами герцогини Кокнар.
— О сударь, пусть она будет кем угодно — прокуроршей или герцогиней, — лишь бы она развязала свой кошелек! Но нет, она самым решительным образом объявила, что требования господина Портоса и его измены надоели ей и что она не пошлет ему ни одного су.
— И вы передали ее ответ вашему постояльцу?
— Ну нет, мы воздержались от этого: ведь тогда он догадался бы, каким образом мы выполнили его поручение.
— Так, значит, он все еще ждет этих денег?
— Вот в том-то и дело, что ждет! Только вчера он написал ей вторично, но на этот раз письмо отправил по почте его слуга.
— Так вы говорите, что прокурорша стара и некрасива?
— По меньшей мере пятьдесят лет, сударь, и совсем не хороша собой, судя по тому, что сказал Пато.
— В таком случае, будьте покойны, в конце концов она смягчится. К тому же Портос не мог задолжать вам так уж много.
— Как это не мог? Пистолей двадцать, не считая лекаря.
— Ого!
— Он ни в чем себе не отказывает — сразу видно, что привык широко жить.
— Ну, если его покинет любовница, у него найдутся друзья, могу в этом поручиться. Так что, любезный хозяин, не тревожьтесь и продолжайте относиться к нему с тем вниманием, какого требует его положение.
— Сударь, вы обещали не упоминать о прокурорше и ни слова не говорить о ране.
— Можете не напоминать мне об этом, я дал вам слово.
— Ведь он убьет меня, если узнает!
— Не бойтесь, он не так страшен на деле, как кажется.
С этими словами д'Артаньян стал подниматься по лестнице, оставив своего хозяина несколько успокоенным относительно двух вещей, которыми он, видимо, очень дорожил: кошелька и жизни.
Наверху, на двери, наиболее заметной во всем коридоре, была выведена черными чернилами гигантская цифра «1»; д'Артаньян постучался и на предложение идти своей дорогой, последовавшее изнутри, вошел в комнату.
Портос лежал в постели и играл в ландскнехт с Мушкетоном, чтобы набить руку, между тем как вертел с нанизанной на него куропаткой кружился над очагом, а в обоих углах большого камина кипели на двух жаровнях две кастрюли, откуда доносился смешанный запах фрикасе из кроликов и рыбы под винным соусом, приятно ласкавший обоняние. Вся конторка и вся мраморная доска комода были заставлены пустыми бутылками.
